ГЕОПОЛИТИКА МОРСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

ГЕОПОЛИТИКА МОРСКОЙ    ЦИВИЛИЗАЦИИ.

Научные основы классической геополитики морской цивилизации складывались главным образом под влиянием таких учёных как англичанин Хэлфорд Дж. Маккиндер, американский адмирал Альфред Мэхэн и американец голландского происхождения Николас Спикмен.

Маккиндер /1861-1947/ получил географическое образование. В 1885 году стал преподавателем Оксфорда, затем был назначен директором Лондонской Экономической Школы. С 1910 по 1922 он был членом палаты общин, а в промежутке (1919 — 1920) британским посланником в Южной России.

 Маккиндер известен своим высоким положением в мире английской политики, на международные ориентации которой он весьма значи­тельно повлиял, а также тем, что ему принадлежит самая смелая и революционная схема интерпретации политической истории мира.

На примере Маккиндера ярче всего проявляется типичный парадокс, свойственный геополитике как дисциплине. Идеи Маккиндера не были приняты здравомыслящим научным сообществом, несмотря на его высокое положение не только в политике, но и в самой научной среде. Даже тот факт, что почти полвека он активно и успешно участвовал в созидании англий­ской стратегии в международных вопросах на основании своей интер­претации политической и географической истории мира, не могло за­ставить скептиков признать ценность и эффективность геополитики как дисциплины.

Интерес к взаимообусловленности географии и политики возник у Маккиндера с самого начала его научной карьеры. В 1890 году он публикует статью «физические основы политической географии, в которой пишет: «В применении географии к освещению истории физические характеристики могут в первом приближении рассматриваться как постоянные краеугольные камни, вокруг которых происходит прилив и отлив человеческих потоков, то спокойно текущих по своему руслу, то бурно разливающихся и сметающих всё на своём пути”.

Практически вся его научная и политическая карьера была подчинена обоснованию взаимосвязи пространственных отношений и исторической причинности.

Ярким выступлением Маккиндера был его доклад «Географическая ось истории», опу6ликованный в 1904 году в «Гео­графическом журнале». В нем он изложил основу своего видения исто­рии и географии, развитого в дальнейших трудах. Этот текст Маккинде­ра можно считать главным геополитическим текстом в англосаксонской истории этой дисциплины, так как в нем не только обобщаются все предыдущие ли­нии развития «политической географии», но формулируется, основной закон данной науки.[1]

Маккиндер утверждает, что для Государства самым выгодным гео­графическим положением было бы срединное, центральное положе­ние. Центральность — понятие относительное, и в каждом конкрет­ном географическом контексте она может варьироваться. Но с пла­нетарной точки зрения, в центре мира лежит Евразийский конти­нент, а в его центре — «сердце мира» или «heartland». Хартленд — это сосредоточие континентальных масс Евразии. Это наиболее бла­гоприятный географический плацдарм для контроля надо всем ми­ром.

Мир по Маккиндеру

Хартленд является ключевой территорией в более общем контек­сте — в пределах Мирового Острова (World Island). В Мировой Ост­ров Маккиндер включает три континента — Азию, Африку и Европу.

Таким образом, Маккиндер иерархизирует планетарное пространст­во через систему концентрических кругов. В самом центре — «гео­графическая ось истории” или «осевой ареал» (pivot area). Это гео­политическое понятие географически тождественно России.

Более точно, собственно нынешняя Россия, Казахстан, Узбекистан,Туркменистан, Таджикистан, а также частично Иран и Пакистан. Эта же «осевая» реальность называется Хартленд, «земля сердцевины».

Далее идет» внутренний или окраинный полумесяц (inner or marginal crescent)». Это — пояс, совпадающий с береговыми про­странствами евразийского континента. Согласно Маккиндеру, «внут­ренний полумесяц» представляет собой зону наиболее интенсивного развития цивилизации. Это соответствует исторической гипотезе о том, что цивилизация возникла изначально на берегах рек или морей, т.н. «потамической теории».

Далее идет более внешний круг; «внешний или островной полумесяц» (outer or insular crescent). Это зона целиком внешняя (геогра­фически и культурно) относительно материковой массы Мирового Ост­рова

Маккиндер считает, что весь ход истории детерминирован следую­щими процессами. Из центра хартленда на его периферию оказывает­ся постоянное давление т.н. «разбойников суши”. Особенно ярко и наглядно это отразилось в монгольских завоеваниях. Но им предшест­вовали скифы, гунны, аланы и т.д. Цивилизации, проистекающие из «географической оси истории», из самых внутренних пространств хартленда имеют, по мнению Маккиндера, «авторитарный», «иерархи­ческий». «недемократический» и «неторговый характер». В древнем мире он воплощен в обществе, подобном дорийской Спарте или Древнему Риму.

Извне, из регионов «островного полумесяца», на Мировой Остров осуществляется давление т.н. «разбойников моря» или «островных жи­телей». Это — колониальные экспедиции, проистекающие из внеевразийского центра, стремящиеся уравновесить сухопутные импульсы, про­истекающие из внутренних пределов континента. Для цивилизации «внешнего полумесяца» характерны «торговый» характер и «демокра­тические формы» политики. В древности таким характером отличались Афинское государство или Карфаген.

Между этими двумя полярными цивилизационно-географическими импульсами находится зона «внутреннего полумесяца», которая, буду­чи двойственной и постоянно испытывая на себе противоположные культурные влияния, была наиболее подвижной и стала благодаря это­му местом приоритетного развития цивилизации.

История, по Маккиндеру, географически вращается вокруг континен­тальной оси. Эта история яснее всего ощущается именно в простран­стве «внутреннего полумесяца», тогда как в хартленде царит «застыв­ший» архаизм, а во «внешнем полумесяце» — некий цивилизационный хаос.

Сам Маккиндер отождествлял свои интересы с интересами англосаксонского островного мира, т.е. с позицией «внешнего полуме­сяца». В такой ситуации основа геополитической ориентации «остров­ного мира» ему виделась в максимальном ослаблении хартлендa и в предельно возможном расширении влияния «внешнего полумесяца» на «полумесяц внутренний». Макиндер подчеркивал стратегический при­оритет «географической оси истории» во всей мировой политике и так сформулировал важнейший геополитический закон:

«Тот, кто контролирует Восточную Европу, доминирует над heartland’ом; тот, кто доминирует над heartland’ом, доминирует над Мировым Островом; тот, кто доминирует над Мировым Островом, доминирует над миром.»

На политическом уровне это означало признание ведущей роли Рос­сии в стратегическом смысле. Маккиндер писал:»Россия занимает в целом мире столь же центральную стратегически пози­цию, как Германия в отношении Европы. Она может осуществлять нападе­ния во все стороны и подвергаться им со всех сторон, кроме севера. Полное развитие ее железнодорожных возможностей — дело времени.»

Исходя из этого Маккиндер считал, что главной задачей англосаксон­ской геополитики является недопущение образования стратегического континентального союза вокруг «географической оси истории» (Рос­сии). Следовательно, стратегия сил «внешнего полумесяца» состоит в том, чтобы оторвать максимальное количество береговых пространств от хартленда  и поставить их под влияние «островной циви­лизации».

«Смещение равновесия сил в сторону «осевого государства», сопровождающееся его экспансией на периферийные пространства Евра­зии, позволит использовать огромные континентальные ресурсы для созда­ния мощного морского флота: так недалеко и до мировой империи. Это ста­нет возможным, если Россия объединится с Германией. Угроза такого раз­вития заставит Францию войти в союз с заморскими державами, и Фран­ция, Италия, Египет, Индия и Корея станут береговыми базами, куда прича­лят флотилии внешних держав, чтобы распылить силы «осевого ареала» по всем направлениям и помешать им сконцентрировать все их усилия на соз­дании мощного военного флота» – прогнозировал он в «Географической оси истории».

Маккиндер не просто строил теоретические ги­потезы, но активно участвовал в организации международной поддерж­ки Антанты «белому движению», которое он считал атлантистской тен­денцией, направленной на ослабление мощи прогермански настроен­ных евразийцев-большевиков. Он лично консультировал вождей бело­го дела, стараясь добиться максимальной поддержки от правительства Англии. Казалось, он пророчески предвидел не только Брестский мир, но и пакт Риббентроп — Молотов…  В 1919 году в книге «Демократические идеалы и реальность» он писал: «Что станет с силами моря, если однажды великий конти­нент политически объединится, чтобы стать основой непобеди­мой армады?»

Именно Маккиндер заложил в англосаксонс­кую геополитику, ставшую через полвека геополитикой США и Севе­ро-Атлантического Союза, основную тенденцию: любыми способами препятствовать самой возможности создания евразийского блока, соз­данию стратегического союза России и Германии, геополитическому усилению хартленда и его экспансии.

Устойчивая русофобия Запада в ХХ веке имеет не столько идеологический, сколько геополитический характер. Хотя, учитывая выделенную Маккиндером связь между цивилизационным типом и геополитическим характером тех или иных сил, можно получить формулу, по которой геополитические термины легко переводятся в термины идеологические. «Внешний полумесяц» — либеральная демократия; «географическая ось истории» — недемократический авторитаризм; «внутренний полуме­сяц» — промежуточная модель, сочетание обоих идеологических систем.

Маккиндер участвовал в подготовке Версальского договора, основ­ная геополитическая идея которого отражает сущность воззрений Маккиндера. Этот договор был составлен так, чтобы закрепить за Западной Европой характер береговой базы для морских сил (англосаксонский мир). Вместе с тем он предусматривал создание лимитрофных государств, которые бы разделяли германцев и славян, всячески препят­ствуя заключению между ними континентального стратегического аль­янса, столь опасного для «островных держав» и, соответственно, «де­мократии».

Маккиндер подчёркивал новые аспекты, влияющие на геополитические тенденции. Он особо обращал внимание на проблемы развития техноло­гии и роли, которую она играет в геополитической стратегии. Она понималась им как технический прогресс, связанный с развитием науки, и как способ организации жизни общества. Центральное понятие его технологической концепции — контроль над природой со сторо­ны не столько человека, но общества. При любом сбое в работе механизма общества человек опять оказывается в зависимос­ти от сил природа. Правильность этого утверждения человечество испытывает на себе в настоящее время: эпидемии давно забытых болез­ней, природные и техногенные аварии и катастрофы и т.п. — всё это постоянно присутствует в нашей жизни, ибо «нарушение структуры общества приводит только к одному: оно опять попадет под контроль сил природы”.

Итак, развитие общества самым непосредственным образом зави­сит от развития науки. А развитие науки влияет и на естественное, с точки зрения Маккиндера, противостояние континентальных и морских держав. Совершенствование технологий объективно с позиций геогра­фии ведёт к увеличению возможностей хартленда контролировать мир, постепенно распространяя своё влияние до стадии доминирования в мире. Реакция же морских держав на этот процесс — «проникать на материковую сердцевину с идеями океанической свободы».

Важно отметить эволюцию географических пределов хартленда в трудах Маккиндера. Если в 1904 и 1919 годах (соответствен­но, в статье «Географическая ось истории» и в книге «Демократиче­ские идеалы и реальность») очертания хартленда совпадали в общих чертах с границами Российской Империи, а позже СССР, то в 1943 году в работе “Круглая планета и завоевание мира» он пересмотрел свои прежние взгляды и изъял из хартленда советские территории Восточной Сибири, расположенные за Енисеем. Он назвал эту малоза­селенную советскую территорию «Россией Lenaland» по названию ре­ки Лена.

«Россия Леналанда имеет 9 миллионов жителей, 5 из которых проживают вдоль трансконтинентальной железной дороги от Иркутска до Владивосто­ка. На остальных территориях проживает менее одного человека на 8 квад­ратных километров. Природные богатства этой земли — древесина, минера­лы и т.д.— практически нетронуты.»

Выведение т.н. леналанда из географических границ хартленда означа­ло возможность рассмотрения этой территории как зоны «внутреннего полумесяца», т.е. как берегового пространства, могущего быть исполь­зованным «островными» державами для борьбы против «географиче­ской оси истории». Маккиндер, активно участвовавший в организации интервенции Антанты и «белом движении», видимо, посчитал истори­ческий прецедент Колчака, сопротивлявшегося евразийскому центру, достаточным основанием для рассмотрения подконтрольных ему тер­риторий в качестве потенциальной «береговой зоны».

Маккиндер делит всю геополитическую историю мира на три этапа:

1) Доколумбова эпоха. В ней народы, принадлежащие периферии Мирово­го Острова, например, римляне, живут под постоянной угрозой завоевания со стороны сил «сердечной земли». Для римлян это были германцы, гунны, аланы, парфяне и т.д. Для средневековой ойкумены — золотая орда.

2) Колумбова эпоха. В этот период представители «внутреннего полумесяца» (береговых зон) отправляются на завоевание неизвестных территорий планеты, не встречая нигде серьезного сопротивления.

3) Постколумбива эпоха. Незавоеванных земель больше не существует. Динамические пульсации цивилизаций обречены на столкновение, увлекая народы земли во вселенскую гражданскую войну.

Эта периодизация Макиндера с соответствующими геополитическими трансформациями подводит вплотную к новейшим тенденциям в геополитике.

Альфред Мэхэн (1840 — 1914) был военным. Он не пользовался термином «геополитика», но методика его анализа и основные выводы точно соответствуют сугубо геополитическому подходу.

Офицер американских военно-морских сил, он преподавал с 1885 года исто­рию военного флота в Военно-морском колледже. В 1890 году он опубликовал свою первую книгу «Морские силы в истории (1660 — 1783)»,  ставшую почти сразу же классическим текстом по военной стратегии.  Далее следуют с небольшим промежутком другие ра­боты. Практически все книги были посвящены одной теме — теме «Мор­ской Силы». Имя Мэхэна стало синонимично этому тер­мину.[2]

Мэхэн был не только теоретиком военной стратегии, но активно участвовал в политике. В частности, он оказал сильное влияние на такого политика, как Теодор Рузвельт. Если ретроспективно посмотреть на американскую военную стра­тегию на всем протяжении ХХ века, то мы увидим, что она строится в прямом соответствии с идеями Мэхэна. Причем, если в Первой миро­вой войне эта стратегия не принесла США ощутимого успеха, то во Второй мировой войне эффект был значительным, а победа в холодной войне с СССР окончательно закрепила успех стратегии «Морской Си­лы».

Для Мэхэна главным инструментом политики является торговля. Военные действия должны лишь обеспечивать наиболее благоприят­ные условия для создания планетарной торговой цивилизации. Мэхэн рассматривает экономический цикл в трех моментах:

1) производство (обмен товаров и услуг через водные пути)

2) навигация (которая реализует этот обмен)

3) колонии (которые производят циркуляцию товарообмена на мировом уров­не).

Мэхэн считает, что анализировать позицию и геополитический статус государства следует на основании 6 критериев.

1. Географическое положение Государства, его открытость морям, возмож­ность морских коммуникаций с другими странами. Протяженность сухо­путных границ, способность контролировать стратегически важные регио­ны. Способность угрожать своим флотом территории противника.

2. «Физическая конфигурация» Государства, т.е. конфигурация морских по­бережий и количество портов, на них расположенных. От этого зависит процветание торговли и стратегическая защищенность.

3. Протяженность территории. Она равна протяженности береговой линии.

4. Статистическое количество населения. Оно важно для оценки способности Государства строить корабли и их обслуживать.

5. Национальный характер. Способность народа к занятию торговлей, так как морское могущество основывается на мирной и широкой торговле.

6. Политический характер правления. От этого зависит переориентация луч­ших природных и человеческих ресурсов на созидание мощной морской силы.

Уже из этого перечисления видно, что Мэхэн строит свою геополити­ческую теорию исходя исключительно из «Морской Силы» и ее инте­ресов. Для Мэхэна образцом Морской Силы был древний Карфаген, а ближе к нам исторически — Англия XVII и XIX веков.

Понятие «Морское Могущество» основывается для него на сво­боде «морской торговли», а военно-морской флот служит лишь га­рантом обеспечения этой торговли. Мэхэн идет  еще дальше, счи­тая «Морскую Силу» особым типом цивилизации (предвосхищая идеи Карла Шмитта) — наилучшим и наиболее эффективным, а потому пред­назначенным к мировому господству.

Идеи Мэхэна были восприняты во всем мире и повлияли на многих европейских стратегов. Даже сухопутная и континентальная Герма­ния — в лице адмирала Тирпица — приняла на свой счет тезисы Мэхэ­на и стала активно развивать свой флот. В 1940 и в 1941 году две книги Мэхэна были изданы и в СССР.

Но предназначались они в первую очередь Америке и американцам. Мэхэн был горячим сторонником доктрины президента Монро (1758 — 1831), который в 1823 году декларировал принцип взаимного не­вмешательства стран Америки и Европы, а также поставил рост могу­щества США в зависимость от территориальной экспансии на близле­жащие территории. Мэхэн считал, что у Америки «морская судьба», и что эта «Manifest Destiny» («Проявленная Судьба») заключается на первом этапе в стратегической интеграции всего американского кон­тинента, а потом и в установлении мирового господства.

Надо отдать должное почти пророческому видению Мэхэна. В его время США еще не вышли в разряд передовых мировых держав, и бо­лее того, не был очевиден даже их «морской цивилизационный тип». Еще в 1905 году Маккиндер в статье «Географическая ось истории» относил США к «сухопутным державам», входящим в состав «внешнего полумесяца» лишь как полуколониальное стратегическое продолже­ние морской Англии. Маккиндер писал: «Только что восточной державой стали США. На баланс сил в Европе они влияют не непосредственно, а через Россию»

Но уже за 10 лет до появления текста Маккиндера адмирал Мэхэн пред­сказывал именно Америке планетарную судьбу, становление ведущей морской державой, прямо влияющей на судьбы мира.

В книге «Заинтересованность Америки в Морской Силе» Мэхэн ут­верждал, что для того, чтобы Америка стала мировой державой, она должна выполнить следующие пункты:

1) активно сотрудничать с британской морской державой;

2) препятствовать германским морским  претензиям;

3) бдительно следить за экспансией Японии в Тихом океане и противодейст­вовать ей;

4) координировать вместе с европейцами совместные действия против наро­дов Азии».

Мэхэн видел судьбу США в том, чтобы не пассивно соучаствовать в общем контексте периферийных государств «внешнего полумесяца», но в том, чтобы занять ведущую позицию в экономическом, стратеги­ческом и даже идеологическом отношениях.

Независимо от Макиндера Мэхэн пришел к тем же выводам относи­тельно главной опасности для «морской цивилизации». Этой опасно­стью является континентальные государства Евразии — в первую оче­редь, Россия и Китай, а во вторую — Германия. Борьба с Россией, с этой «непрерывной континентальной массой Русской Империи, протя­нувшейся от западной Малой Азии до японского меридиана на Восто­ке», была для Морской Силы главной долговременной стратегической задачей.

Мэхэн перенес на планетарный уровень принцип «анаконды», при­мененный   американским   генералом   Мак-Клелланом   в североамериканской гражданской войне 1861 — 1865 годов. Этот прин­цип заключается в блокировании вражеских территорий с моря и по береговым линиям, что приводит постепенно к стратегическому исто­щению противника.

 

Петля анаконды вокруг России

Так как Мэхэн считал, что мощь государства опре­деляется его потенциями становления Морской Силой, то в случае противостояния стратегической задачей номер один является недопу­щение этого становления в лагере противника. Следовательно, задачей исторического противостояния Америки является усиление своих позиций по 6 основным пунктам (перечисленным выше) и ослабление противника по тем же пунктам. Свои береговые просторы должны быть под контролем, а соответствующие зоны противника нужно стараться любыми способами оторвать от континентальной массы.

Так как доктрина Монро (в части территориальной интеграции) усили­вает мощь государства, то не следует допускать создания аналогичных интеграционных образований у противника. Следует удушать в кольцах «анаконды» континенталь­ную массу —  в случае Мэхэна, евразийские державы (Россия, Китай, Германия) — сдавливая ее за счет выведенных из под ее контроля бере­говых зон и перекрывая по возможности выходы к морским простран­ствам.

В Первой мировой войне эта стратегия реализовалась в поддержке Антанты белому движению по периферии Евразии (как ответ на за­ключение большевиками мира с Германией), во Второй мировой войне она также была обращена против Средней Европы, и в частности, че­рез военно-морские операции против стран Оси и Японии. Но особен­но четко она видна в эпоху холодной войны, когда противостояние США и СССР достигло тех глобальных, планетарных пропорций, с ко­торыми на теоретическом уровне геополитики оперировали уже начи­ная с конца XIX века.

Фактически, основные линии стратегии НАТО, а также других бло­ков, направленных на сдерживание СССР (концепция «сдерживания» тождественна стратегической и геополитической концепции «анакон­ды») — ASEAN, ANZUS, CENTO — являются прямым развитием ос­новных тезисов адмирала Мэхэна, которого на этом основании впол­не можно назвать интеллектуальным отцом всего современного атлантизма.

 

Николас Спикмен (1893 — 1943) является прямым продолжателем линии адмирала Мэхэна. Спик­мен был профессором международных отношений, а позднее директо­ром Института международных отношений при Йельском Университе­те. Для негo сама география не пред­ставляла большого интереса, а еще меньше волновали его проблемы связи народа с почвой, влияние рельефа на национальный характер и т.д. Спикмен рассматривал геополитику как важнейший инструмент кон­кретной международной политики, как аналитический метод и систему формул, позволяющих выработать наиболее эффективную стратегию. В этом смысле он жестко критиковал немецкую геополитическую школу (особенно в книге «География мира»), считая представления о «спра­ведливых или несправедливых границах метафизической чепухой».

Как и для Мэхэна, для Спикмена характерен утилитарный подход, четкое желание выдать наиболее эффективную геополитическую фор­мулу, с помощью которой США могут скорейшим образом добиться «мирового господства». Этим прагматизмом определяется строй всех его исследований.

Спикмен, внимательно изучивший труды Маккиндера, предложил свой вариант базовой геополитической схемы, несколько отличающийся от модели Маккиндера. Основной идеей Спикмена было то, что Маккиндер, якобы, переоценил геополитическое значение хартленда. Эта переоцен­ка затрагивала не только актуальное положение сил на карте мира, — в частности, могущество СССР — но и изначальную историческую схему. Спикмен считал, что географическая история «внутреннего по­лумесяца», rimland, «береговых зон», осуществлялась сама по себе, а не под давлением «кочевников Суши», как считал Маккиндер. С его точки зрения, хартленд  является лишь потенциальным пространством, получающим все культурные импульсы из береговых зон и не несущим в самом себе никакой самостоятельной геополитической миссии или исторического импульса. Римленд, а не хартленд является, по его мне­нию, ключом к мировому господству.

Геополитическую формулу Маккиндера — «Тот, кто контролиру­ет Восточную Европу, доминирует над heartland’ом; тот, кто до­минирует над heartland’ом, доминирует над Мировым Островом; тот, кто доминирует над Мировым Островом, доминирует над  миром» —Спикмен предложил заменить своей — «Тот, кто домини­рует над rimland доминирует над Евразией; тот, кто доминирует над Евразией держит судьбу мира в своих руках.»

В принципе, Спикмен не сказал этим ничего нового. И для самого Маккиндера «береговая зона», «внешний полумесяц» или римленд были ключевой стратегической позицией в контроле над континентом. Но Маккиндер понимал эту зону не как самостоятельное и самодостаточ­ное геополитическое образование, а как пространство противостояния двух импульсов — «морского» и «сухопутного». При этом он никогда не понимал контроль над хартлендом в смысле власти над Россией и при­легающими к ней континентальными массами. Восточная Европа есть промежуточное пространство между «географической осью истории” и римлендом, следовательно, именно в соотношении сил на периферии хартленда и находится ключ к проблеме мирового господства. Но Спик­мен представил смещение акцентов в своей геополитической доктрине относительно взглядов Макиндера как нечто радикально новое.

В своих книгах «Американская стратегия в мировой политике» и «География мира» — Спикмен выделяет 10 критериев, на основании которых следует определять геополитическое могущество государст­ва. Это развитие критериев, впервые предложенных Мэхэном. Они та­ковы:

1) Поверхность территории;

2) Природа границ;

3) Объем населения;

4) Наличие или отсутствие полезных ископаемых;

5) Экономическое и технологическое развитие;

6) Финансовая мощь;

7) Этническая однородность;

8) Уровень социальной интеграции;

9) Политическая стабильность;

10) Национальный дух.

Если суммарный результат оценки геополитических возможностей го­сударства по этим критериям оказывается относительно невысоким, это почти автоматически означает, что данное государство вынуждено вступать в более общий стратегический союз, поступаясь частью сво­его суверенитета ради глобальной стратегической геополитической про­текции.

Помимо переоценки значения римленда, Спикмен внес еще одно важ­ное дополнение в геополитическую картину мира, видимую с позиции «морской силы». Он ввел чрезвычайно важное понятие «Срединного Океана» — «Midland Ocean». В основе этого геополитического представления лежит подчеркнутая аналогия между Средиземным морем в истории Европы, Ближнего Востока и Северной Африки в древности, и Атлантическим океаном в новейшей истории западной цивилизации. Так как Спикмен считал именно «береговую зону», римленд, основной исторической территорией цивилизации, то Средиземноморский ареал древности представлялся ему образцом культуры, распространившей­ся впоследствии внутрь континента (окультуривание варваров Суши) и на отдаленные территории, достижимые только с помощью морских путей (окультуривание варваров Моря). Подобно этой средиземномор­ской модели, в новейшее время в увеличенном планетарном масштабе то же самое происходит с Атлантическим океаном, оба берега которо­го — американский и европейский — являются ареалом наиболее раз­витой в технологическом и экономическом смыслах западной цивили­зации.

«Срединный океан» становится, в такой перспек­тиве, не разъединяющим, но объединяющим фактором, «внутренним морем». Таким образом, Спикменом намечается осо­бая геополитическая реальность, которую можно назвать условно «ат­лантическим континентом», в центре которого, как озеро в сухопутном регионе, располагается Атлантический океан. Этот теоретический «континент», «новая Атлантида» связан общностью культуры западноевропейского происхождения, идеологией либерал-капитализма и демократии, единством политической, этической и технологической судьбы.

Особенно Спикмен настаивал на роли интеллектуального фактора в этом «атлантическом континенте». Западная Европа и пояс Вос­точного побережья Северной Америки (особенно Нью-Йорк) становят­ся мозгом нового «атлантического сообщества». Нервным центром и силовым механизмом являются США и их торговый и военно-про­мышленный комплекс. Европа оказывается мыслительным придатком США, чьи геополитические интересы и стратегическая линия стано­вятся единственными и главенствующими для всех держав Запада. По­степенно должна сокращаться и политическая суверенность европей­ских государств, а власть переходить к особой инстанции, объединяю­щей представителей всех «атлантических» пространств и подчинен­ной приоритетному главенству США. Спикмен предвосхитил важнейшие политические процессы — создание «Северо-Атлантического Союза» (НАТО), уменьшение суверен­ности европейских держав в послевоенном мире, планетарную гегемо­нию США и т.д.

Основой своей доктрины Спикмен сделал не столько геополитиче­ское осмысление места США как «Морской Силы» в целом мире (как Мэхэн) — возможно потому, что это уже стало фактом, — сколько необходимость контроля береговых территорий Евразии: Европы, араб­ских стран, Индии, Китая и т.д. — для окончательной победы в дуэли континентальных и морских сил. Если в картине Маккиндера плане­тарная дуальность рассматривалась как нечто «вечное», «неснимаемое», то Спикмен считал, что совершенный контроль над римлендом со стороны «морских держав» приведет к окончательной и бесповоротной победе над сухопутными державами, которые отныне будут целиком подкон­трольны.

Схема Маккиндера-Спикмена.

 Фактически, это было предельным развитием «тактики анаконды», которую обосновывал уже Мэхэн. Спикмен придал всей концепции законченную форму.

Победа США как «Морской Силы» в холодной войне продемонстрировала абсолютную геополитическую правоту Спикмена, которого можно назвать «архитектором мировой «победы либерал-демократических  стран» над Евразией.

На данный момент представляется, что тезисы Спикмена относительно стратегического верховенства римленда и о важности «Срединного Океана» доказаны самой историей. Но теорию Маккиндера о перманентности стремления центра Евразии к политическому возрождению и к континентальной экспансии тоже пока рано полностью отбрасывать.

С другой стороны, некоторые идеи Спикмена были поддержаны некоторыми европейскими геополитиками, увидевшими в его высокой стратегической оценке «береговых территорий» возмож­ность заново вывести Европу в число тех стран, которые решают судь­бы мира. Но для этого им пришлось отбросить концепцию «Срединного Океана».

Несмотря на этот теоретический ход европейских геополитиков, Спикмен принадлежит, без всяких сомнений, к самым ярким и последовательным «атлантистам». Он вместе с адмиралом Мэхэном может быть назван «отцом атлантизма» и «идейным вдохновителем НАТО».