PASSIONES CUM ILYIN. Страсти по Ильину. Роман Раскольников.   Рецензия

Страсти по Ильину.  Науч. ред. В.Л. Петров. М., 2024. 152 с.:  

 (Труды Института Русской геополитики, вып. 19). 

 Роман Раскольников.   Рецензия

В серии Труды Русского Института Геополитики, под редакцией его безсменного директора полк. В.Петрова вышел том «Страсти по Ильину». Сие издание инициировано, конечно, той яростной полемикой, что произошла недавно по поводу попытки создания при РГГУ партшколы им. Ильина, с отчётливым совецко-патриотическим оттенком. «За» ВПШ им. Ильина яро ратовали нынешние «сталинисты», тогда как «против» — нынешние «троцкисты» и «бухаринцы». Т.е. те оттенки «партейности», коих проф. Ильин пламенно ненавидел и с коими вверенным ему «мечом духовным» (словом и пером) всю жизнь боролся непримиримо…

Голоса же, собственно, Белых, Русских Антикоммунистов, коих только и можно было бы считать «законными» идейными «наследниками» Ильина в сих «чернильных баталиях» не прозвучало. Сборник РИГ «восполняет» сей «пробел». В нём, разумеется, с достаточной подробностию разбираются вся событийная канва «страстей по Ильину», но основное целеполагание Сборника – выше сиюминутной «публицистики». Основные темы Сборника – место мысли проф. Ильина в общем органоне Русской Мысли и место Русской Мысли в духовном сопротивлении маркистско-ленинско-сталинскому порабощению Руси, покушающемуся, как хорошо известно, не только «тело» Руси, но и самую «душу» ея «погубить в кумачовой геенне» (Мф. 10, 28). А также – так сказать, «церковный статус» мысли Ильина.

Сам Иван Ильин был прихожанином антисовецкой «Белой» Русской Зарубежной Церкви, но тут важнее не то, где «окормлялся» Философ «телесне», а – где окормлялась его Мысль, сама, как известно, получившая способность «духовно окормлять» Белые «души». Не случайно, ряд духовных авторитетов РПЦЗ и Катакомбной Церкви ИПХ ратовали за признание трактата Ильина «О сопротивлении злу силою» в качестве «символической книги» Русского Православия, а самого Ильина друживший с ним архиепископ Иоанн Рижский    уговаривал в начале 30-х гг. принять духовный сан, чтобы с церковной кафедры бороться с охватывающим мiр материализмом.

Сам архиеп. Иоанн (Поммер) – латыш родом, воспитанный на русской культуре – был фигурой харизматической. Депутат Сейма самостийной Латвийской республики, ярый антикоммунист, он был ритуально умучен агентами НКВД в 1934 г. В смерти своей свщмч. Иоанн повторил путь таких духовных и военных Вождей Святой Руси, попавших в руки красных изуверов, как свв. Царственные Мученики, Верховный Правитель адм. А.Колчак, генерал-барон Унгерн, генералы Кутепов и Миллер и мн. др. Вл. Иоанн Рижский не был блистательным оратором подобно И.А.Ильину, его «словесный дар» был много скромнее, но идейно-политическим единомышленником Профессора-Крестоносца он был в полноте.

Приведём фрагмент проповеди вл. Иоанна Рижского на Великий Пяток 1931 г. Ряд ея пассажей звучат прямо как «цитаты» из символической книги проф. Ильина «О сопротивлении злу…»: «Так у Бога всегда: нужный человек появляется именно тогда, когда он нужен. В рати Христовой наблюдается тоже, что случается и в ратях человеческих: знамя, склонившееся в прах, поднимает безвестный воин, и оно вновь развивается над ратью, рассеивая смущение и тревогу, Жив Господь, живо Его дело. Господь владычествует и со Креста и будет владычествовать во веки веков. Это должны мы помнить всегда и особенно во времена искушений и испытаний. Когда уныние готово перейти в отчаяние, Господь неизменно подвигает человека благопотребного…  Господь вчера, и днесь, и во веки – тот же. Когда позор безбожия и нечестия ныне гнетет чад нового Израиля – Руси Святой где-нибудь на равнинах Руси или в сибирских лесах или в какой-нибудь из стран изгнания и рассеяния великого народа-богоносца уже уготовляется благодатная почва, которая возрастит избранника Божия во избавление и возрождение народа-богоносца. Оскудели вожди, в утеснении пастыри. Человеческое око не видит откуда прийти избавлению, но Господь Всеведующий знает это. Даже самые зоркие современники не чуяли и не предвидели появления пр. Самуила, Дмитрия Донского, св. Гермогена, Минина, Пожарского, но в Богом положенное время появились они и задание Божье выполнили…

Кто следит за современною прессою, за современными ораторскими трибунами, знают, что современные поношения Христа неизмеримо превзошли и злобностью и грубостью все те поношения, которыми и до Голгофы и на Голгофе обрушивались на Христа враги, современники Христа. Грубейшему, безстыднейшему посмеянию подвергаются и личность Христа, и учение Христа, и все дела Христа, и дело Его в общем взятое. Предатели Христа ныне покупаются не жалкими тридесятью сребрениками, а всеми видами благ мiра сего: жаждущим власти за предательство – честь, жаждущим злата за предательство – злато, в количествах не снившихся Иуде. Если бы нынешним врагам Христовым было бы доступно тело Христово, которое было бы распято на Голгофе, оно вновь было бы подвергнуто утонченнейшим истязательским способам умерщвления, но тело им недоступно, и вот враги Христа изощряются в истязаниях и распинании тела Христова, еже есть на Земли, и именуется Церковью Христа.

Восстановите в своей памяти то, что вы видели, слышали и читали про истязания тела Христова, Церкви, в пределах большевизии, и при всей неполноте наших сведений вы поймете, что бес голгофский – младенец по сравнению с бесом советским. Четырнадцатый уже год, изо дня в день, каплю за каплей точат живую кровь из живого организма под улюлюкание и гикание осатаневших богоборцев. Голгофские злодеи не знали Христа, посему Христос и молился за них: «Прости им, Отче, ибо они не знают, что творят». Но большевицкие злодеи имеют пред собою Христа в двухтысячелетней истории христианства и в настоящее время живущего и действующего пред лицом всего мiра в миллионах верующих лиц. Ныне впервые враги Христа выступают на арене истории как отрицатели не только веры в Бога, проповеданной Христом, но и всякой вообще веры в Бога. Мало сказать про созидателей современной Голгофы, что они осатанели, ибо и бесы веруют и трепещут. Они уподобились скотам безсмысленным, не сознающим в небе Бога, а в себе души, потому-то они и Бога не боятся, и людей не стыдятся, и свершают дела поразительной жестокости и гнусности с животною злобою и тупостью. На современной Голгофе судьи уже не задают вопроса: Варавву или Христа? Ибо Вараввы давно уже облечены в тоги судей и властителей, законодателей и законоисполнителей и по делу Христа уже давно нет у них сомнений и колебаний: достоин смерти.

И этот приговор стал обычным не только по отношению к Богу, не только по отношению к Богочеловеку, но и по отношению к простому человеку, мерою для которого поставлено Христово: «будьте совершенны, как Отец ваш небесный совершен есть». Большевицкая мера человека: «Будите бездушными скотами, каких вы видите в лице своих наличных повелителей». Да, наше время не такое, как время Иосифа Аримафейского. Оно неизмеримо злее и подлее того времени. Если Иосиф в Голгофских злодеяниях усмотрел достаточное побуждение для того, чтобы от тайного исповедания перейти к открытому, то в наше время должно быть почитаемо призывающее нас к немолчному исповеданию, сопряженному с ярко выраженным протестом против возведения на Голгофу не только Бога, но и человека… И мы должны отрешиться решительно от всего, что может так или иначе связывать нас с осатанелыми богоборцами, касается ли то уз крови, имущественных уз, уз личной приязни. Когда мы вступали в Церковь Христову вратами св. крещения, от нас требовали не только исповедания веры в Бога, согласно с учением св. Церкви. Трикраты вопрошали нас: «Отрицаешься ли сатаны, и всех дел его, и всех аггелов его, и всего служения его, и всея гордыни его?» Мы трикраты отвечали: «Отрекохся». Когда в последующей жизни заходит дело об исповедании веры, обычно про эту часть исповедания забывают. Это и всегда нехорошо, но в пору напряженной борьбы Царства Божья с царством сатаны такое забвение недопустимо.

Для немощного человеческого сознания порождается искушение, будто можно исповедовать Бога и в то же время блюсти нейтральное отношение, своего рода лояльность и по отношению к царству сатаны. Создается фактически своего рода двуподданство духовное. Даже в распорядке мирских государств, особенно во время военное, двуподданство рассматривается как предательство и карается. Тем более это недопустимо в жизни духовной, где взаимоотношение между Царством Божиим и царством дьявола неизменно характеризуется борьбой без перемирий.

В настоящее время каждый из нас должен со всей решительностью проявить свою безраздельную преданность Царству Божию и свою полную отрешенность к царству дьявола. Деятельно любя Царство Божие, к царству дьявола мы должны относится с деятельным омерзением. При крещении, отрекшись от царства дьявола, свое омерзение к нему мы выразили исполнив повеление: «дуни и плюни на него»; по крещении это омерзение должно выражаться в нещадной борьбе с этим царством всеми силами и всеми способами. На нас на всех лежит двоякий долг: с одной стороны, разжигать в себе и других активную любовь к Царствию Божию, а с другой стороны – разжигать не менее активное омерзение к царству дьявола. Все мы сегодня собрались сюда по вере и любви к Спасу, благолепно погребенному благообразным Иосифом, но полноты благодати от лобзания Спаса во гробе сподобятся лишь те, кто не только словом, но и делом отреклись от «сатаны, и всех дел его, и всех аггелов его, и всего служения его и всея гордыни его», кто с омерзением «дунув и плюнув» на него при крещении, и в делах, и в словах водятся настроениями и заветами крещения и по крещении. Проверим же в сердцах своих заветы крещения и оживим их во всей полноте и яркости, чтобы излилась на нас вся полнота Спасовой благодати. Аминь» («Вера и жизнь» №5, 1931 г., май, с. 65).

Отдельно стоит сказать о «европеизме», даже «германизме» духовного облика И.А.Ильина. Рождённый в Москве, «сердце России», любящий всё русское, как «русский пламенно и нежно», сам-о-себе Иван Александрович по бытовым и умственным обычаям своим был «европейцем». Но – не только европейцем, а вернее – русским европейцем. Об этом точно высказался в Поминальном слове ещё один священнослужитель, близкий И.Ильину – архимандрит Константин (Зайцев): «В огромном явлении Русского Зарубежья одно из первых мест принадлежит ему. Принадлежит, прежде всего, по признаку изумительных дарований его. Свойственные Ив. Ал. основательность и дисциплинированность, чисто германского типа, не отяжеляли, а лишь опору давали его гению, полнота цветения которого трудно даже поддается уразумению. Можно в ней распознавать отдельные грани европейской культуры, в лоне которой вскормлен был этот гений. Но тот синтез, в коем в живой образ сливались элементы западной культуры, был чем-то таким, иным и высшим – чего не мог дать никакой Запад.

Духовная помазанность тут сказывалась, рождаемая принадлежностью И. А. к иной культурной Родине, овеянной духом Православия… Ильин-философ, автор монументального исследования о Гегеле, защищенного им в качестве университетской диссертации в Москве, только что испытавшей подавление большевиками юнкерского «восстания», но ещё настолько свободной, что мог П. И. Новгородцев выйти из потаенного места, где он скрывался от большевиков, и принять участие в академическом торжестве – этот Ильин есть порождение Императорской России, ее умственного закатного расцвета, давшего такое множество выдающихся ученых трудов по всем отраслям знания.

Останься И. А. на этом пути, место его было бы среди русской научной элиты, как одного из ярчайших ее представителей – и только. Не замкнулся, однако, в науке И. А. Не отдался он и стихии общественной, несшей эту элиту по течению. Именно в Зарубежье вырос он в иного Ильина – духовного вождя, учителя, пророка, проповедника. И в этом образе он уже чадо Новой России той духовно-обновленной Исторической России, которая одна только способна вернуть миру дальнейшую жизнеспособность, если только удастся ей обрести снова национально-государственную плоть. Надо ли говорить, какие потенциальные силы заключаются, под этим углом зрения, в наследии И. А.?! (Памяти Ивана Александровича Ильина. «Православная Русь». Нью-Йорк. 1/14-го января 1955 г. № 1/570). [Полностью и некролог о.Константина и прочие отклики на кончину И.А.И. можно посмотреть тут: http://www.odinblago.ru/nashi_zadachi_2/o_nem].

Иван Ильин умер 21 декабря 1954 года в швейцарской больнице. На его могиле установили памятник с автоэпитафией на немецком языке: «Много прочувствовано / Так много выстрадано / В любви узрено / Немало прегрешений / И мало понято / Спасибо Тебе, Вечная Доброта!». Пётр Струве называл Ильина одним из величайших мастеров языка в истории русской культуры. Архимандрит Константин замечал, что его стиль, «порою возвышавшийся до поистине благодатной точности», можно сравнить только с Пушкиным и митрополитом Московским Филаретом, крупнейшим церковным писателем XIX века, и «величайшим, рядом с Пушкиным, мастере языка». Бердяев считал Ильина «чужим человеком, иностранцем, немцем» в русской философии. «По матери — немецкой крови, светлоглазый, рыжеватой масти, высокий и тонкий, Иван Ильин — тип германца. И как бывает порой с русскими немцами, у него была ревнивая любовь к русской стихии — неразделенная любовь», — так Ильина описывала в своих воспоминаниях поэтесса Евгения Герцык, двоюродная сестра его супруги,  и в романтическом смысле эти слова очень точно характеризуют ревнивое, категоричное и болезненное отношение философа ко всему Русскому. «Всё, что я уже написал и ещё пишу, и ещё напишу, — все посвящено возрождению России, её обновлению и её расцвету», — заявил сам Ильин в 1950 году. А ежели сие «не нужно Богу и России – то и мне без надобности», весьма характерно сие его «заключение»…

***

Отдельный экскурс надобно посвятить «гегелианству». Проф. Ильин, как и отмечено выше, был одним из виднейших и оригинальнейших интерпретаторов философии Гегеля в России. «У каждого учителя бывает в сущности только один ученик, который неминуемо оставляет его, потому что ему самому суждено стать учителем»,– говорил Фридрих Ницше… У Гегеля в России «в сущности» был один, Главный Ученик – Иван Ильин, но над сбылось сказанное – он оставил Hegelwissenschaft, ибо сам ступил на стезю Учительства (о чём также довольно поведано выше). Но некое «запечатление», наложенное «первоучением» у И.А.Ильина, конечно, оставалось… Друзья/недруги «справа» частенько «упрекали» проф. Ильина в том, что он «прямо» не называет жидо-масонов, используя прикровенный (им придуманный и стяжавший широкое распространение) термин «мiровая закулиса».

Отчасти сей «упрёк», возможно, и «справедлив» (но лишь, повторим, отчасти), однако, надобно учитывать, что всякий, вовлечённый в «космос» Гегелевой мысли, даже не поминая «еврея» и «еврейство», имплицитно всё равно вовлечён в грандиозную диалектику Judentum и Germanentum, экспонируемую Гегелем. У Русских правых гегелианцев сия «диалектика» законосообразно проецируется ещё и на Russentum. Выразительный абрис указанной «диалектики» даёт Ален Безансон в опусе «Бедствие века: Коммунизм, нацизм и уникальность Катастрофы. — М.; Париж, 2000). Хотя оно написано А.Б. и не без «лукавства» и автор сей специфически-ангажирован, но пропущенное чрез ариософский «фильтр», написанное им, может быть очень даже благополезным. Водрузивши на наш aryan nasus ариософские «окуляры», приведём подглавку Нацистское «библейство»:

«Утверждают, что Гобино и Ницше, на которых иногда ссылались нацисты, не были антисемитами. И верно, они постоянно восхищались евреями, ибо евреи — «высшая раса», «аристократия» (Гобино); ибо они не растворяются в массе «последних людей», порождённых демократией, и вдобавок антисемитизм — демократическая вульгарность (Ницше). Незачем глубоко копать, чтобы под поверхностными восторгами обнаружить зависть и ревность. В германском национализме преклонение перед нацией и народом заимствует провиденциальную форму избранности еврейского народа. Но здесь избранность — продукт истории и природы, она ничем не обязана Провидению и позволяет немцам получить всечеловеческое наследие от народов-предков. Русский национализм удовольствовался тем, что перенёс на славян и на русский народ то, что было обещано германцам и немцам.

Поскольку избранность обезпечивают природа и почва, то естественно считать еврейский народ живым отрицанием природы и почвы. Это подчёркивал ранний Гегель: «Первый поступок, которым Авраам становится отцом нации, — это раскол, рвущий связи общей жизни и любви, все в целом связи отношений, в которых он до сих пор жил с людьми и природой. (…) Авраам был чужаком на земле (…). Весь мiр, его абсолютная противоположность, удерживался в существовании Богом, который оставался ему чужим, Богом, ни один элемент которого не должен был участвовать в природе (…). Только благодаря Богу он вступал в отношения с мiром (…). Ему было невозможно любить что бы то ни было. (…) В ревнивом Боге Авраама и его потомков было ошеломляющее требование: чтобы он и его народ были единственными, кто имеет Бога» (Г.В.Гегель. Дух христианства).

Отношение к Богу отрезает евреев от человечества. Они не могут принадлежать ни к какой общине, так как сакральное этой общины, например элевсинское, им вечно чуждо, «они его не видят и не чувствуют». Не участвуют они и в эпическом героизме. «В Египте евреи совершили великие дела, но сами они не предпринимают героических действий; из-за них Египет подвергся всяческим несчастьям и бедствиям, и посреди всеобщих плачей они уходят, изгнанные несчастными египтянами, но испытывают лишь злорадство труса, враг которого повергнут без его вмешательства» И последнее деяние евреев в Египте — «воровство».

Гегель считает нестерпимыми претензии евреев на избранность и столь же нестерпимой — признаваемую ими абсолютную зависимость от Бога, Которого он, Гегель, считает чуждым человеку, враждебным его благородству и свободе (по крайней мере, так он считал в молодости — позднее его взгляды изменились). Ум Авраама, содержавший идею этого Бога, делает еврея «единственным любимцем», и в этом убеждении коренится его «презрение ко всему мiру» Провозгласив себя рабами Божиими, евреи не могут обрести достоинств свободного человека: «Греки должны были быть равны, потому что все были свободны; евреи — потому что все неспособны на независимость»/ Вот почему Гегель, откровенно маркионитствуя, считает Бога христиан фундаментально отличным от еврейского Бога: «Исус побивал не какую-то часть еврейской судьбы, потому что не был связан ни с какой другой ее частью, — Он противостоял ей в целом».

Гегель переводит на язык великой философии сознательные и безсознательные чувства, возникающие в языческой душе при её столкновении со сверхъестественной тайной Израиля, которую она действительно ощущает как чуждую, враждебную всей природе; подобные чувства встречаются и в крещёных душах. Эти неясные аффекты лучше всею концептуализировала именно германская мысль. Гарнак, великий богословский авторитет вильгельмовской Германии и европейского либерального протестантства, прочёл в Берлинском университете, перед всеми его студентами, курс лекций «Сущность Христианства». Эта сущность у него развивается в четыре великих эпохи: еврейскую, греческую, латинскую и, наконец, германскую, наиболее чистое её исполнение (Adolphe Нarnack. L’Essence du christianisme. Paris, Libr. Fischbacher, 1907). Он написал книгу в честь Маркиона, которого, не колеблясь, поставил наравне с Мартином Лютером, основателем «германского христианства». Русские, со своей стороны, произвели обильную литературу о русском христианстве, русском Христе или даже о России-Христе. Во Франции Леон Блуа и Шарль Пеги отстаивали первенство своей страны перед Богом. Здесь, однако, антисемитской тематикой дирижировали не великие мыслители, а посредственности.

Драма наступила, когда эта тематика снизошла в низкие и безумные души нацистских вождей. Вот Гитлер карикатурно подражает Гегелю перед Раушнингом: «Еврей — создание другого Бога. Нужно, чтобы он происходил от другой человеческой ветви. Я противопоставляю арийца и еврея, и, если я даю одному имя человека, я обязан дать другому иное имя. Они так же далеки друг от друга, как животные виды от рода человеческою. Это не значит, что я называю еврея животным. Он гораздо дальше от животных, чем мы, арийцы. Это существо, чуждое естественному порядку, существо вне природы» (Herrmann Rauschning. Hitler m’a dit. Paris, «Cooperation», 1939, p.269).

Раушнинг приводит ещё такие высказывания: «Не может быть двух избранных народов. Мы народ Божий». Это чистая риторика, потому что Гитлер был законченным атеистом по отношению к Богу еврейскому и христианскому. Но она показывает, как бредовый антисемитизм Гитлера отливается в библейскую форму некой perversae imitationis [извращённого подражания] еврейской Священной истории. Арийский избранный народ, германская избранная раса очищает немецкую землю, как Израиль очистил землю Ханаанскую. Это первый этап истории спасения. Второй — ликвидация жидовствующего христианства, которое довело до полноты еврейскую трусость и демократическое вырождение. Третий — триумф великодушных, которые в крайнем случае смогут опираться на германизированное христианство, но лучше — на старых богов дохристианского естественного пантеона. Ницше и Вагнер, пройдя через пресс нацистской идеологии, изувеченные, одичавшие, отуплённые, могут быть предложены в покровители новой культуры»…

Жидовствующие умтвенные выверты (содержащие, впрочем, как мы указали, и нечто «верное») восполним сработанным straight-no-chaser, прямо-и-честно, «сказом» о правом гегелианстве от, так сказать, «арийствующего» автора (о.Р.Б.):

ГЕГЕЛЬ, ПРОЧИТАННЫЙ СПРАВА

… Всем памятны ленинские «три источника и три составные части марксизма», среди коих – и философия Гегеля… С ВИЛом в какой-то степени оказывается согласным один из наиболее глубоких и серьёзных теоретиков Национал-Социализма, проф. Карл Шмитт. В своей знаменитой работе «Понятие политического» он утверждает, что «гегелевский дух», долго «витавший в Берлине», далее «отправился в странствование, двигаясь от Карла Маркса к Ленину и в Москву» (см.: C. Schmitt. Begriff des Politischen. Muenchen, 1932). Обозначенный им «процесс» Шмитт резюмирует яркой фразой о том, что «в тот день, когда Гитлер пришёл к власти, Гегель, так сказать, умер» (см.: C. Schmitt. Staat, Bewеgung, Volk. Hamburg, 1933).

По мнению Шмитта, как и ещё одного яркого идеолога НС, А.Розенберга, в результате Французской революции «возникло учение о власти, чуждое нашей Крови. Оно достигает апогея у Гегеля и затем, в новой фальсификации, усваивается Марксом» («Миф ХХ века»). Несмотря на всю «авторитетность» и Шмитта, и Розенберга, позволим себе внести в их суждения некие «коррективы»… Ибо, когда берутся разсуждать об источниках и составных частях Национал-социализма – то непременно всплывает и имя сего германского философа-идеалиста… Очевидно, в основе марксизма-ленинизма находится Гегель, «прочитанный слева», а в основе Национал-социализма – Гегель, «прочитанный справа»… (Косвенным подтверждением сего может послужить и тот любопытный факт, что Шмитт, как «политический мыслитель» на днешний день, предстаёт как мыслитель, «прочитанный слева»: наиболее значительные интерпретаторы «шмиттеаны» днесь находятся «слева», как например Р.Меринг, Ш.Муфф и т.п.). А, скажем, Маркса, вполне возможно «прочесть справа» (та же статья «К Еврейскому вопросу» удовлетворила бы самого взыскательного «черносотенца»).

Сие воистину так: и диалектика «господина и раба», экспонированная Гегелем в «Феноменологии духа» имеет прямое отношение к нашей теме. Согласно Гегелю, «без Господина не было бы Истории… потому, что без него не было бы Раба и, значит, Труда». В первооснове «Господства и Рабства» находится некий первичный акт: «господин» – это тот, кто в борьбе за господство идёт «до конца»; дабы доказать своё превосходство над «рабом» он «ставит жизнь на кон», тем самым предпочитая биологической жизни нечто идеальное и духовное. Удел господ – это война, а удел рабов – это работа и труд. Но, согласно Гегелю, хотя диалектика «Господства и рабства» и является «движущей силой» Истории, она отнюдь не есть нечто «идеальное» и «окончательное», но се – есть «остановка Духа на пути к самому себе»…  Ибо «удовлетворение», получаемое «господином» за счёт «раба», весьма ненадёжно, несправедливо и неустойчиво: господин, хоть и «господствует» над рабом, но находится в некой негативной «зависимости» от него, а раб, подчиняясь господину, аккумулирует «ресантимент», прорывающийся в революциях и бунтах, «безсмысленных и безпощадных»…

Выход из трагедии Истории, из противоречия меж господством и рабством, всеобщим и единичным, войной и трудом видится Гегелю в «истинно христианском синтезе»: в Aufhebung, в «снятии» сего противоречия, когда «всеобщее потустороннее, в коем обретает признание единичное, должно уступить место такому всеобщему, кое имманентно мiру», т.е. в некоем аналоге «Царства Божия на земле», где осуществлён синтез всеобщего и единичного, господина и раба, борьбы и труда… Как нетрудно приметить, подобное «снятие» может быть двояким. Либо снятие диалектики «господина и раба» происходит в некоем тотальном «рабстве без господ» (сие и свершилось в марксистско-ленинском «советском проекте»: возставшие рабы низвергли господ, но сами оказались в ситуации тотального рабства, «рабства у рабов»); тоталитарно-рабский Совдеп, это – своего рода плод «левого гегельянства»…

Либо сие снятие происходит в идеальном государстве, «земном царстве», где «господин-воин» приобщается труду, а «раб-труженик» становится воином, где все члены оного Царства, по сути – воины-труженики… Се – плод «правого гегельянства» и гитлеровский Третий Райх и являл собою такое земное Царство, кое было «проекцией» Царства Небесного, «снявшего» диалектические противоречия исторического пути духа человеческого «к самоосуществлению»… И отнюдь неслучайно, что гитлеровский Третий Райх, государство «воинов-тружеников» и сталинский Совдеп, государство «рабов без господ», земная «проекция» адова царства, вступили меж собой в такую смертельную и непримиримую схватку: «диалектика духа» незримо влияла на ход сражений Второй мiровой войны… История, как мы видим, не «остановилась»… Рабы – победили, но их «победа» — иллюзорна и временна… Ибо, се – возстаёт новое поколение Господ и Тружеников (в «господском», юнгеровском смысле), избирающих своим жребием Войну, Риск, Смерть и Труд,  на боевых хоругвях коих – пресветлый лик Вождя. Heil Hegel! Heil Hitler!

***

«Если мои книги нужны России и Богу, их узнает Россия, а если они не нужны России, то они не нужны и мне», — так полностью звучит пассаж из «завещания» Ивана Ильина… О степени их «нужности Богу» в какой-то мере может свидетельствовать Церковная рецепция трудов Ильина, о коей подробно поведано в Сборнике… А Россия… Несмотря на то, что практически всё, написанное Ильиным, по-русски и по-немецки, переведено (в случае надобности перевода) и издано в России, «по настоящему», можно сказать, Россией Ильин «не прочитан»… Имя, да – на слуху «у всех», и всячески «полощется-на-всех-углах» и т.п. – а вот мысль – увы-с… Не впадая в «вангование» можно утверждать лишь одно: ежели Ильин в России и Россией будет, наконец, «прочитан как должно», се будет Ereignis национального и метафизического значения (аллюзия на НС-философа М.Хайдеггера, частично-уместна): «Русский народ утратил всё сразу, в час соблазна и потемнения – и близость к Богу, и власть над страстями, и силу национального сопротиаления, и органическое единомыслие с природой… И как утрачено всё это сразу, вместе, — так вместе и возстановится… Вот тот духовный горизонт, вот та историческая проблема и рама, в которых создавались и создались книги Ивана Ильина. Вот смысл их появления; их сокровенный философский и национальный замысел» (Мы позволили себе здесь перефразировать рецензию И.Ильина на «Лето Господне» И.Шмелёва, ибо сказанное И.И. вполне может быть отнесено к его собственным трудам).

Роман Раскольников