МИРОВОЗЗРЕНИЕ И СТРАТЕГИЯ НАЦИОНАЛЬНОЙ ВЛАСТИ

Мировоззрение и стратегия национальной власти

Геополитика в современном российском обществе становится все более актуальной. Об этом свидетельствует достаточно сформировавшиеся направления геополитики вообще и русского православного геополитического сектора, в частности. Сами за себя говорят и многочисленные попытки различных политических сил, государственных органов, научно-учебных учреждений, отдельных ученых предложить свой вариант геополитического развития России.

Какими же видятся основные теоретические и методологические предпосылки мобилизационной российской геополитики?

Труды многочисленных представителей геополитических школ, несмотря на все их различия, а зачастую и противоречия, складываются в одну общую картину, которая не позволяет говорить о геополитике как о чем-то законченном и определенном. Те или иные авторские работы, монографии  и даже словари разнятся между собой в определении основного предмета изучения этой науки и главных методологических принципов.

Такое расхождение проистекает из исторических обстоятельств, а также из-за теснейшей связи геополитики с мировой политикой, проблемами власти и доминирующими идеологиями. Синтетический характер этой дисциплины предполагает включение в нее многих дополнительных предметов – географии, истории, демографии, стратегии, антропологии, расологии, этнографии, религиоведения, экологии, военного дела, истории идеологии, социологии, политологии и т.д. Так как все эти естественные,  гуманитарные и военные науки сами по себе имеют множество школ и направлений, то говорить о какой-то строгости и однозначности в геополитике не представляется возможным. Следовательно, не приходится говорить и о каком-то одном, исчерпывающем определении этой  дисциплины.

Геополитика — это мировоззрение, и в этом качестве ее лучше сравнивать не с науками, а с системами наук. Она находится на том же уровне, что и марксизм, либерализм и т.д., т.е. системы интерпретации общества и истории, которая выделяет в качестве основного принципа какой-то один важнейший критерий и сводит к нему все остальные бесчисленные аспекты человека и природы.

И марксизм, и либерализм равной степени все сводят к экономической стороне человеческого существования, к тезису “экономика как судьба”. Не важно, что обе идеологии делают противоположные выводы: Карл Маркс приходит к неизбежности антикапиталистической революции, а последователи  Адама Смита считают капитализм самой совершенной моделью общества. И в первом, и во втором случаях предлагаются развернутый метод интерпретации исторического процесса, особая социология, антропология и политология. И, несмотря на постоянную критику этих форм “экономического редукционизма” со стороны альтернативных научных кругов, они и по сей день остаются доминирующими социальными моделями, на основании которых люди не просто осмысливают прошлое, но и созидают будущее, т.е. планируют, проектируют, задумывают и осуществляют крупномасштабные деяния, напрямую затрагивающие все человечество.

Точно  так же обстоит дело и с геополитикой. Но в отличие от “экономических идеологий” она основана на тезисе “географический рельеф как судьба”. География и пространство выступают в геополитике в такой же функции, как деньги и производственные отношения в марксизме и либерализме. К ним сводятся все основополагающие аспекты человеческого существования, они служат базовым методом интерпретации прошлого, они выступают как главные факторы человеческого бытия, организующие вокруг себя все остальные стороны существования. Геополитика так же, как и экономическая идеология, основана на приближенности, сведении многообразных проявлений жизни к нескольким параметрам. Однако, несмотря на заведомую погрешность, всегда присущую таким теориям, она впечатляюще доказывает свою стройность в объяснении прошлого и предельную эффективность в организации настоящего и проектировании будущего.

Если продолжить параллель с марксизмом и классической буржуазной политэкономией, можно сказать, что, подобно экономическим идеологиям, утверждающим особую категорию — “человек экономический”, геополитика говорит о “человеке пространственном”, который предопределен пространством, сформирован и обусловлен его специфическим качеством — рельефом, ландшафтом. Обусловленность эта особенно ярко проявляется в масштабных социальных проявлениях человека — в цивилизациях, государствах, этносах, культурах и т.д. Зависимость каждого индивидуума от экономики очевидна и в малых, и в больших пропорциях. Поэтому экономический детерминизм понятен и обычным людям, и властным инстанциям, оперирующим большими социальными категориями.

Основной тезис геополитики — зависимость человека от пространства — видится лишь при некотором дистанцировании от отдельного индивидуума. И поэтому геополитика не стала, несмотря на предпосылки, собственно идеологией или, точнее, массовой идеологией. Ее выводы и методы, предметы изучения и основные тезисы понятны лишь тем социальным инстанциям, которые занимаются крупномасштабными проблемами — стратегическим планированием, осмыслением глобальных социальных и исторических закономерностей и т.д. Так как пространство проявляет себя лишь в больших величинах, геополитика и предназначена для социальных групп, имеющих дело с обобщенными реальностями — странами, народами и т.д.

Геополитика — это мировоззрение власти, наука о власти и для  власти. Она – дисциплина политических элит, причем как актуальных, так и   альтернативных. Вся ее история убедительно доказывает, что ею  занимались исключительно люди, активно участвовавшие в процессе управления странами и нациями либо готовившиеся к этой роли[1].

В современном мире она представляет собой учебник власти, в котором дается резюме того, что в первую очередь следует учитывать при принятии таких важнейших для государства решений, как заключение союзов, начало войны, осуществление реформ, структурная перестройка общества, введение масштабных экономических и политических санкций, создание мирных и военных воздушно-космических систем, глобальных информационных сетей и технологий, даже  проведение культурных, спортивных и пропагандистско-идеологических акций и т.д. Этот учебник власти надо читать и, одновременно, понимать, что в нём содержится между строк.

Словом, геополитика выступает не только как мировоззрение и фундаментальная    наука, но и как прикладная, вырабатывающая принципиальные рекомендации относительно генеральной линии поведения геополитического субъекта на мировой арене, внутри страны, в тех или иных пространствах. Прикладная геополитика – это геостратегия, т.е. теория и практика обеспечения жизненно важных интересов государства, блока государств, нации, народа, социальной, этнической группы в различных географических и других пространствах.

Как и многие другие научные мировоззрения геополитика находится в постоянном развитии. Поэтому ученые, которые стремятся выделить ее сущностные характеристики, прежде чем дать современное видение геополитики, должны уточнить объект и предмет исследования. Показать и обосновать новые обстоятельства, влияющие на геополитическую картину мира, региона. Выявить и проанализировать те факторы, которые снизили былое значение или вообще изменили свое содержание. Уточнить и обновить основные категории и понятия.

Мы предлагаем в качестве объекта геополитических исследований рассматривать пространство во всех разновидностях. Соответственно, — предмета геополитики – опосредованные пространством  формы существования и жизнедеятельности сообществ людей, народов, государств, блоков…

Геополитика традиционно занималась влиянием географии, физических условий окружающей среды на развитие человеческой истории, государств, мировой политики. Введение в оборот термина “пространство”, а затем создание теории “большого пространства”, по мере развития техники рост значения воздушной среды (аэрократии) и космоса (эфирократии) значительно расширили предмет исследования геополи­тики. В дальнейшем были предприняты попытки учесть изменяющие ландшафт и природу результаты антропогенной деятельности, а также субъективное восприятие окружающей действительности различными народами и геополитическими субъектами. Все это делало геополитику менее детерминированной и более приближенной к реальности.

Одним из главных постулатов геополитики является утверждение о том, что геополитическое положение государства намного важнее, нежели особенности его  политического устройства. В геополитическом измерении политика, идеология, культура, религия, характер правящей элиты и т.п. рассматриваются как важные, но все же второстепенные факторы по сравнению с фундаментальным геополитическим принципом – отношением государства к пространству.

Согласно этому принципу национальный суверенитет государства зависит не столько от его экономической базы, технологического развития и военной силы, сколько от величины и географического расположения его земель и территорий. Те народы и государства, которые действительно стремятся к суверенитету, должны в первую очередь решить проблему территориальной самодостаточности. В нашу эпоху такой самодостаточностью могут обладать только очень крупные государства, расположенные в регионах, стратегически защищенных от возможного нападения (военного, политического, экономического) других государственных образований.

Сегодня геополитика, как комплексная дисциплина о современной и перспективной глобальной и региональной политике, осуществляемой различными геополитическими субъектами,не может ограничиваться  географической или геофизической средами. Помимо земного, морского, воздушно-космического пространств она должна исследовать как социальное пространство – прежде всего, духовно-культурное, так и его многочисленные разновидности – экономическое, финансовое, информационное, виртуальное (компьютерное) и др.

Итак, “пространство” как основное понятие геополитики является не столько количественной, сколько качественной категорией. Как наука геополитика исходит из того, что структура пространства предопределяет структуру истории, в первую очередь политической и военной, или предрасполагает к тому, или иному ее течению.

Божественное Пространство

 Для геополитического анализа истории государств, народов, войн и военного искусства важно учитывать параметры различных пространств, их динамику и те факторы, которые утрачивают свое былое значение или изменяют свое содержание. Так, для Руси ХШ-ХУ вв. пространством, предопределившим ее развитие, были междуречье Днепра, Оки и Волги, Среднерусская равнина, а также северо-восточный вариант Православия.  Для Российской империи – это Хартленд, значительная акватория и вселенское, греческое Православие.

Для Советского блока – это также Хартленд плюс влияние в Африке, Латинской Америке, Юго-Восточной Азии и других регионах, значительное океаническое пространство, воздух и космос, весомые секторы глобального информационного, экономического и финансового пространств, а также коммунистическая доктрина с ее деформированным национально-православным контекстом.

Особенности функционирования постсоветской российской государственности определяют резко сократившаяся территория и акватория,  воздушно-космическое пространство, главным образом в его ракетно-ядерном секторе, практически полная потеря национального (русского) информационного и финансового пространства, а в духовно-культурной сфере – либерально-демократическая доктрина в  ее американо-израильском варианте.

Вследствие научно-технического прогресса, в том числе и в военной области, снизилось значение отдельных характеристик ландшафта (лесов, гор, степей, рек, морей, океанов) для расселения и хозяйственной деятельности людей, защиты государства от нападений и осуществления собственной экспансии. С появлением автомобильного, воздушного, трубопроводного и других видов транспорта перестала быть актуальной абсолютизация железных дорог для  Хартленда и водных коммуникаций для морских держав. Напротив, возрастает  геополитический вес малых стран и  народов, лишенных обширных территорий и больших ресурсов, но обладающих высокой пассионарностью, серьезным научным потенциалом и финансами, освоивших уникальные технологии. Их власть распространяется на значительные секторы, как правило, глобального экономического, финансового и информационного пространств.

В данном контексте следует обратить внимание на субъекты геополитики не имеющие или утерявшие собственное географическое пространство. На первый взгляд такое положение противоречит самой сути геополитики. Однако здесь тот случай, когда исключение подтверждает правило и наглядно демонстрирует роль пространства вообще, и социального, в частности.

Одним из таких геополитически активных субъектов является еврейский народ. Не имея своей географически значимой территории, акватории, будучи рассеян по всему миру, он, тем не менее, обладает высоким геостратегическим суверенитетом. Такое положение стало возможным в силу исторически сложившегося доминирования евреев в финансовом пространстве, а в новое и новейшее время, так же, – и в информационном пространстве (прежде всего средства массовой информации). Ряд исследователей (например, О. Платонов, М. Назаров, Дж. Рид, Д. Коллеман и др.) аргументированно утверждают, что с некоторых пор на планете существует своеобразное еврейское квазигосударство, тип государства без собственной географической реальности, опирающийся на этнически, духовно и поведенчески гомогенную диаспору и функционирующее главным образом в среде торгово-финансовых, информационно-посреднических  отношений. Реальным субъектом геополитики здесь выступает мировая финансовая олигархия.

Таким образом, к географическим факторам необходимо добавить другие значимые сферы, формирующие геополитическую предметность  современного мира, и  в каждом конкретном случае  четко определять их иерархию.

Следующей, разделяемой всеми геополитиками методологической формулой, главным законом геополитики является закон фундаментального дуализма,отраженного в географическом устройстве планеты и в исторической типологии цивилизаций. Этот дуализм выражается в противопоставлении “теллурократии” (сухопутного могущества) и “талассократии” (морского могущества). Характер такого противостояния сводится к противопоставлению торговой цивилизации (Карфаген, Афины) и цивилизации военно-авторитарной (Спарта, Рим). В иных терминах, дуализм между демократией и идеократией.

Уже изначально данный дуализм имеет качество враждебности, альтернативности двух его составляющих полюсов, хотя степень может варьироваться от случая к случаю. Таким образом, вся история человеческих обществ в геополитике рассматривается как противостояние двух стихий – «Воды» (жидкой, текучей) и «Суши» (твердой, постоянной).

Известно, что западная классическая геополитика четко делится на два направления: “континентальное” и “морское” (“океанское”). Первое, прежде всего, связано с именами немецких ученых —  Фридриха Ратцеля (1844-1904 гг.), Карла Хаусхофера (1869-1946 гг.), Карла Шмитта (1888-1985 гг.), а так же  шведа Рудольфа Челлена (1864-1922 гг.). Они разработали геополитику континентальной цивилизации применительно прежде всего к Германии, сформулировав и развив основные геополитические тезисы, принципы и постулаты в контексте “континентального могущества”,  или “теллурократии”.

Основателями второго направления стали англичанин Хэлфорд Дж. Макиндер (1861-1947 гг.), американец Альфред Мэхэн (1840-1914 гг.), американец голландского происхождения Николас Спикмен (1893-1943 гг.). Они дали развернутую картину планетарного пространства и его иерархии, обосновали геостратегию в контексте “морского могущества”, или “талассократии”, создали геополитику атлантистской цивилизации применительно к англо-американской цивилизации.

Восточная геополитика, представленная прежде всего российской школой, по существу, предшествует обоим направлениям западной геополитики. Сформированная на особой географической реальности, российская геополитическая рефлексия имеет качественно иной генезис.

Если “морское” направление уходит своими корнями во “внешний, островной полумесяц” (Юго-Восточная Азия, Австралия, часть Африки, Америка), а “континентальное” — в субконтинент “Средней Европы” (главным образом Германия), то российская геополитика “базируется” на  Хартленде. По терминологии Макиндера, Хартленд (“сердце мира”, “географическая ось истории”…)  — это внутриконтинентальные евразийские территории, вокруг которых происходит пространственная динамика исторического развития, благоприятный географический плацдарм для контроля над всем миром. Это собственно нынешняя Россия, Казахстан, Узбекистан, Туркменистан, Таджикистан, частично Иран и Пакистан.

“Теллурократия” (сухопутное могущество) связана с фиксированностью пространства и устойчивостью его качественных ориентаций и характеристик. На цивилизационном уровне это воплощается в оседлости, консерватизме, строгих юридических нормативах, которым подчиняются крупные объединения людей — род, племя, народ, государство, империя. Твердость Суши воплощается в твердости этики и устойчивости социальных традиций. Сухопутным (особенно оседлым) народам чужды индивидуализм, дух предпринимательства, им свойственны коллективизм и иерархичность.

“Талассократия” (морское могущество) представляет собой тип цивилизации, основанной на противоположных установках. Этот тип динамичен, подвижен, склонен к техническому развитию. Его приоритеты – кочевничество (особенно мореплавание), торговля, дух индивидуального предпринимательства. Индивидуум как наиболее подвижная часть коллектива возводится в высшую ценность, при этом этические и юридические нормы размываются, становятся относительными и подвижными. Такой тип цивилизации быстро развивается, активно эволюционирует, легко меняет внешние культурные признаки, внедряется в коренные народы, сохраняя неизменной лишь внутреннюю идентичность общей установки.

Большая часть человеческой истории развивалась в ситуации ограниченного масштаба обеих ориентаций при глобальном доминировании  “теллурократии”. Элемент Земли (Суша) довлел над всем ансамблем цивилизации, а элемент “Вода” (море, океан) выступал лишь фрагментарно и спорадически. До определенного момента дуализм оставался географически локализованным — морские берега, устья и бассейны рек и т. д. Противостояние развивалось в различных зонах планеты с разной интенсивностью и в разных формах.

Политическая история народов Земли демонстрирует постепенный рост политических форм, которые становятся все масштабнее. Так возникали государства и империи. Этот процесс на геополитическом уровне означал усиление фактора пространства в человеческой истории. Характер крупных политических образований — государств и империй – выражал дуальность стихий более впечатляюще, выходя на уровень все более универсальных цивилизационных  типов.

В определенный момент складывается довольно устойчивая картина, отраженная в “карте Макиндера”. Зона “теллурократии” устойчиво  отождествляется с внутриконтинентальными просторами Северо-Восточной Евразии (в общих чертах совпадающими с территориями царской России или СССР). “Талассократия” все яснее обозначается как береговые зоны евразийского материка, Средиземноморский ареал, Атлантический океан и моря, омывающие Евразию с юга и запада.

Так карта мира обретает геополитическую специфику:

1. Внутриконтинентальные пространства становятся “неподвижной платформой”, Хартлендом (“землей сердцевины”), “географической осью истории”, которая устойчиво сохраняет теллурократическую цивилизационную специфику.

2. “Внутренний (или континентальный) полумесяц”, “береговая зона”, Римленд представляют собой пространство интенсивного культурного развития. Здесь очевидны черты “талассократии”, хотя они и уравновешиваются многими теллурократическими тенденциями.

3. “Внешний (или островной) полумесяц” представляет собой “неизведанные земли”, с которыми возможны только морские коммуникации. Впервые он дает о себе знать в Карфагене и торговой финикийской цивилизации, воздействовавшей на “внутренний полумесяц”  Европы извне.

Ранняя схема Х. Макиндера

 Эта геополитическая картина соотношения “талассократии” и “теллурократии” потенциально выявляется к началу христианской эры, после Пунических войн, но окончательно она приобретает смысл в XVII — XIX вв. в  период становления Англии как великой морской державой. Эпоха великих географических открытий, начавшаяся с конца XV в., повлекла за собой окончательное становление “талассократии”  самостоятельным планетарным образованием, оторвавшимся от Евразии и ее берегов и полностью сконцентрировавшимся в англосаксонском мире (прежде всего в Англии, Америке) и колониях. “Новый Карфаген”  англосаксонского капитализма и индустриализма оформился в нечто единое и цельное, и с этого времени геополитический дуализм приобрел уже четко различимые политические и идеологические формы.

Позиционная борьба Англии, при существенном регулирующем влиянии мировых олигархических структур,  с континентальными державами — Австро-Венгрией, Германией и Россией — была геополитическим содержанием последних веков.

В “холодной” войне 1946—1991 гг. извечный геополитический дуализм достиг максимальных пропорций, “талассократия” отождествилась с США, а “теллурократия” — с СССР. Два глобальных типа цивилизации, культуры, метаидеологии вылились в законченные геополитические очертания, резюмирующие всю геополитическую историю противостояния стихий. Геополитический анализ истории, особенно  военной истории представляет собой динамическую модель развития планетарного дуализма, в которой Суша и Море распространяют свое изначальное противостояние на весь мир[2]. Поэтому история народов культур и цивилизаций есть не что иное, как выражение этой борьбы.

Одной из главных и характерных категорий  именно для геополитики является “экспансия” (т.е. расширение). Большинство (если не все) работ по геополитике, вращаются вокруг экспансии того или иного вида, либо, наоборот, вынужденной контракции, т.е. сжатия.

Традиционно под экспансией в первую очередь понимались территориальные приобретения и установление военно-политических сфер влияния, а также разного рода деятельность в данном направлении (политика экспансии). И сегодня экспансия в чисто географических пространствах сохраняет свое значение, поскольку территория по-прежнему является выгодным долгосрочным приобретением в качестве “жизненного пространства”. Ведь  она, прежде всего, является  носителем сырьевых и энергетических материалов, людских ресурсов, военно-стратегический и экономический плацдарм,  место для размещения промышленных мощностей или технических отходов, сельскохозяйственные угодья.

В настоящее время в мире немало реальных и потенциальных конфликтов, квалифицируемых как пограничные и территориальные споры. Однако они, отвечающие экспансии в традиционном ее понимании, носят сейчас более мягкий характер. Это объясняется невыгодным соотношением, возможных приобретений и степени сопротивления обороняющейся стороны  и мирового сообщества, рисков, связанных с характером современных вооружений и все более широким их распространением по планете; кратко- и среднесрочных социально-экономических перегрузок, которые ложатся на территориально расширяющееся  государство.  В будущем, по мере развития ресурсного кризиса, т.е. значительного повышения стоимости “приза за успешную агрессию”, возвращение в мировую политику жесткого варианта территориальной экспансии существенно возрастет.

Между тем сегодня экспансия имеет и другие пространственные измерения: воздушное и космическое, информационное и культурно-цивилизационное, расовое,  религиозное и этнорелигиозное, политическое и экономическое (во всех их видах – от целенаправленного политического давления, международных санкций, изоляции до финансовых, товарных, технологических и других интервенций)  и т.п.

Экспансия, понимаемая широко, – это непрерывный многолинейный процесс, нацеленный на множество объектов, а потому в результате столкновения интересов порождающий целый комплекс разноплановых конфликтов. Сегодня мирная экспансия осуществляется многими государствами и их группировками в отношении друг друга одновременно. Вот почему можно говорить об их взаимопроникновении или иначе об образовании комплекса взаимозависимостей и противоречий. Если ранее экспансию осуществляла одна держава или недолговечный союз государств, то в настоящее время сосуществуют как постоянная внешняя экспансия устоявшихся и новых политических, экономических, политико-экономических и других группировок, так и экспансия самых мощных участников вовне и внутри таких группировок. Наконец, внутрикоалиционная экспансия периодически сопровождается добровольными взаимными уступками сторон, хотя общий их баланс, конечно, благоприятствует сильнейшим из них.

Важной закономерностью геополитической экспансии являются ее устойчивая, ступенчатая направленность при освоении больших пространств: первоначальный широтный вектор (восток-запад) изменялся затем на меридиональный (север-юг). Именно так развивалась Россия: сначала на восток до Тихого океана, Аляски, Калифорнии, потом на запад – Восточная, Центральная, Северная Европа с выходами в Западную и Средиземноморье и наконец, на юг – до Тибета, Кушки, с незаконченными попытками выхода к Царьграду, Проливам и Теплым морям. Точно также организовывались и развивались и США – сначала в широтном направлении с востока на запад, затем  в долготном – с севера на юг (доктрина Монро).

С изменением вектора экспансии меняется и ее характер. Это особенно отчетливо проявляется по завершении освоения больших  пространств, при так называемых переделах мира. Широтная, а также пересекающаяся широтно-долготная экспансия – это агрессивная, дестабилизирующая и провоцирующая геополитическая тенденция. Своей геостратегической наступательностью она неизменно порождает конфликты. Классические примеры новейшего времени — Первая и Вторая мировые войны, “холодная” война, особенно в информационном, духовно — идеологическом и культурном пространствах. В свою очередь меридиональная экспансия носит естественный и стабилизирующий характер, она является основным условием территориальной и стратегической устойчивости государства. Так, доминирование в Центральной и Южной Америке позволяет США поддерживать в XX в. высокий уровень стратегического суверенитета.

При разработке и осуществлении внутренней или внешней геостратегической акции, долговременной геополитической линии для субъекта геополитики принципиально важной, базовой является категория «интересов». Зная, в чем они заключаются, можно сформулировать общий стратегический курс, выстроить иерархию интересов, определить интересы приоритетные, а также те, которыми на определенном отрезке времени можно пожертвовать без существенного ущерба собственной безопасности, наметить меры для преодоления существующих препятствий и т.п. Проблема, однако, состоит в том, чтобы определить конкретное содержание категории интересов, прежде всего, правильно обозначить данную категорию.

Существует устоявшееся, энциклопедическое определение понятия “интерес”». “Интерес” (от лат. Interest – имеет значение, важно) социальный, реальная причина социальных действий, событий, свершений, стоящая за непосредственными побуждениями – мотивами, помыслами, идеям и т.д. – участвующих в этих действиях индивидов, социальных групп, классов.

Геополитика требует различать жизненно важные, национальные (общенациональные) и государственные интересы. Удельный вес перечисленных интересов может существенно варьироваться в зависимости от того, кто конкретно является субъектом геополитики, каковы его структура и расклад реальных политических сил; какова историческая обстановка и характер внутренних и внешних угроз; фаза динамического состояния народа, этноса, особенно государствообразующего; каков характер отношений в рамках суперэтноса между составляющими его народами,  национальными элитами, центром и периферией и т.д.

Жизненно важные интересы – это определенная совокупность социально-биологических параметров, потребностей, от обеспечения которых зависят само существование, а также возможность развития и жизнедеятельности народа, нации, общества, государства, личности адекватно их исторической роли и геополитической сущности.

В долговременной геополитической перспективе приоритетны жизненно важные интересы народа, нации, т.е.  национальные интересы и прежде всего государствообразующего этноса. Национальные интересы – это потребности и нужды у народа, нации, народности, национальной группы, их элит и отдельных личностей, обусловленные фазой этногенеза, духовно-идеологическими установками общества и государства, политическими и социально-экономическими отношениями, ролью и положением в мировом или региональном сообществе, демографическими, экологическими, ресурсными и другими факторами.

Необходимо особо отметить, что понятие “национальные интересы”, которое в настоящее время широко используется в российских официальных документах, не достаточно корректно. Более того, оно серьезно препятствует выработке теоретических положений, доктрин, взглядов и практических действий по восстановлению геополитического статуса России.

В период так называемой  “перестройки” это понятие, взятое из послевоенной американской политологии, было механически перенесено на российскую почву. Между тем термин “национальные интересы” и соответствующая категория восходят к концепции “нация–государство”, которая была сформулирована вскоре после Великой французской революции и постепенно укоренилась в общественно-политических науках государств, принадлежащих к северо-атлантической, преимущественно англосаксонской цивилизации.

Наш подход состоит в том, что в континентальной, многонациональной России с ее геополитикой “земной сердцевины” целесообразно исходить из базисных общенациональных интересов, более корректно, —  из согласованных интересов русского  суперэтноса.

Россия — Хартленд

 Таким образом, общенациональные интересы или интересы суперэтноса (там, где он сформировался) – это консолидированные потребности и нужды наций, народов, народностей, этнических групп одной страны, обусловленные взаимосуществованием в единой пространственно-временной среде.

Однако фундаментального комплекса жизненно важных, национальных, общенациональных интересов тоже недостаточно, особенно при разработке средне – и краткосрочных геостратегических проблем. Такой комплекс настойчиво требует своей надстроечной, более гибкой и подвижной части – набора государственных интересов.

Государственные интересы – это надстроечная составляющая понятия “интересы”, выражающая потребности, устремления государственных институтов и государства в целом, обеспечение которых (в их понимании) позволит обществу, народу, нации идентифицировать себя в историческом процессе,  занять подобающее место в мировом сообществе. По существу – являются более или менее точным отражением жизненно важных и национальных интересов государствообразующего этноса.

Хотя категория госинтересов в целом объективная и по сути своей сугубо рациональная, на практике интерпретатором и выразителем государственных интересов выступает элита общества, прежде всего та ее часть, которая непосредственно находится у руля власти. В свою очередь представители различных групп элиты (политической, военной, этнической и т.д.) постоянно проводят конкретную оценку внутренней и внешней ситуации, совокупной мощи страны, определяют и ранжируют госинтересы, выявляют угрозы им, предлагают меры по преодолению этих угроз и обеспечению безопасности, достижению внутренних и внешних целей.

В силу тех или иных исторических условий власть бывает вынуждена жертвовать одними интересами или их частью во имя обеспечения других. Очевидно, что неизбежны также невольные или преднамеренные  диспропорции интересов под воздействием различных обстоятельств – политической ориентации, мировоззрения, национально-религиозных убеждений, а то и просто разного уровня государственного  интеллекта руководителей страны. Примером может служить неоправданная и практически безвозмездная сдача группой Горбачева, Яковлева, Шеварнадзе в конце 80-х и начале 90-х годов ряда советских геополитических позиций в угоду атлантизму, англосаксонской цивилизации, но в ущерб российским общенациональным, государственным интересам.

Или другой яркий пример: в 90-х годах, в период приватизации российской общенародной и государственной собственности стратегический гипертрофированный приоритет получили национальные интересы еврейского народа,  его многочисленных представителей во власти, полукриминальном бизнесе, СМИ,  в отечественных, западных и мировых финансовых структурах в ущерб жизненно важным интересам русского суперэтноса, национальным интересам государствообразующего русского народа и государственным интересам России.

Интересы любого государства, нации, народа требуют соответствующей системы мер по обеспечению их безопасности, защищенности от широкого спектра различных по своей природе внутренних и внешних угроз. Правильная, выверенная иерархия интересов позволяет создать концепцию безопасности и адекватную, сбалансированную, нормально функционирующую систему безопасности страны.

Многолетние попытки российских реформаторов создать концепцию  “национальной безопасности” и соответствующую ей военную доктрину по типу американской модели не  увенчались успехом, да в принципе и не могли привести к положительному результату. Никакая концепция не будет эффективно и органично работать если она не базируется на культурно — исторических константах. Подлинно российские, русские, континентальные цивилизационные, духовно-нравственные ценности, ориентиры, интересы по-прежнему игнорируются.  Внесение положений о возможности применения ядерного оружия, борьбе с терроризмом и др., только добавили этим документам привкус троцкизма. В самом деле, как после 1917 года, так и в настоящее время, в условиях катастрофического падения духовно-идеологического экономического… потенциалов народа и государства, отмечается радикализация прежде всего военных средств достижения политических целей.

На наш взгляд, в многонациональной России как субъекте мирового сообщества и политической агломерации этносов, культур, социальных групп неодинакового уровня развития, но, тем не менее, обладающих известным набором общих интересов, требований, целеполаганий, идеалов, должна существовать реалистичная концепция государственной безопасности и вытекающая из нее  военная доктрина.

В основе данной концепции целесообразны понятия государственной, национальной, общенациональной безопасности, причем именно в такой последовательности. Как минимум, их  определения содержательно должны включать следующие положения.

Государственная безопасность или безопасность государства (надстроечная составляющая понятия “безопасность”), — это защищенность государственных институтов и государства в целом от широкого спектра внутренних и внешних угроз, различных по своей природе, в процессе обеспечения жизненно важных интересов народа, нации, общества, личности. Приоритетными являются жизненно важные интересы народа, нации.  Сила государства, прежде всего, в силе нации, её Духе. Причём, духовный потенциал народа относится к его материальным составляющим как три к одному. Государство – это инструмент обеспечения интересов нации, общества, личности.

И.А.Ильин подчеркивал: “Государство вообще держится инстинктом национального самосохранения и правосознанием граждан, их полуосознанной лояльностью, их чувством долга, их патриотизмом”. Геополитическая закономерность состоит в том, что в России, как и во многих других континентальных странах, интересы и права личности обеспечивались и могут наиболее полно удовлетворяться через интере­сы народа, общества, общины,  а не наоборот.

Национальная безопасность – базисная составляющая понятия “безопасность” – это состояние народа, нации, а в многонациональных странах, прежде всего  государствообразующего этноса, при котором данный народ готов и способен в каждой определенной фазе этногенеза защищать жизненно важные интересы от широкого спектра внутренних к внешних угроз, различных по своей природе (политических, экономических, военных, культурно-религиозных, информационных, этнических, демографических, экологических и т.п.).

Общенациональная безопасность – это состояние наций, народов, народностей, этнических групп в одной стране, а также отношений между ними и их национальными элитами, при котором они готовы и способны защищать жизненно важные интересы в рамках единого государства от широкого спектра внутренних и внешних угроз.

Важнейшей геополитической закономерностью является жесткая связь безопасности, стратегического суверенитета с государственными границами. Она формулируется следующим образом: безопасность государства тем выше, чем меньше его сухопутные границы.

Главным географическим преимуществом СССР и Варшавского договора было наличие трудно достигаемых  внутриконтинентальных просторов,  позволявших создавать надежные оборонные и технологические плацдармы. Кроме того, с двух сторон – с севера и востока – СССР имел морские границы, которые защищать намного легче, чем сухопутные.

Но у Варшавского договора было несколько принципиальных геополитических недостатков. Самый главный заключался в огромной протяженности сухопутных границ. Если с юга границы совпадали с грядой евразийских гор — от Маньчжурии до Тянь-Шаня, Памира и Кавказа, то на западе граница проходила посредине равнинной Европы, которая была стратегическим плацдармом атлантизма, в то время как центральная его база находилась на западном берегу “Срединного Океана”. Но даже в южном направлении горы служили не только защитой, но и  препятствием, закрывая путь возможной экспансии и выход к южным морям. При этом Восточный блок вынужден был сосредоточить в одном и том же геополитическом центре военно-стратегические, экономические, интеллектуальные, производственные силы и природные ресурсы.

С таким положением резко контрастировало геополитическое положение Запада с центром в США. Америка полностью защищена морскими границами.  Более того, стратегически интегрировав свой континент, она получила контроль над огромной частью евразийского побережья. От Западной Европы через Грецию и Турцию (стран–членов НАТО) контроль атлантистов простирался на Дальний Восток (Таиланд, Южная Корея, стратегически колонизированная Япония), и эта зона плавно переходит в Индийский и Тихий океаны — важнейшие военные базы на острове Сан–Диего, на Филиппинах и далее – на Гуаме, Карибах и Гаити. Следовательно, все потенциальные конфликты вынесены за территорию основного стратегического пространства.

Сохранение статус–кво, сложившегося сразу после второй мировой войны, было наступательной позицией, так как, по предсказаниям атлантистских геополитиков, такая ситуация неминуемо должна была привести к истощению евразийского континентального блока, обреченного на полную автаркию (от греч. «самодостаточность») и вынужденного в одиночку развивать одновременно все  стратегические направления.

У Советского Союза в такой ситуации было только два выхода. Первый – осуществить военную экспансию на Запад с целью завоевания Европы до Атлантики. После этого усилия СССР мог бы обеспечить себе спокойные морские границы, интеллектуальный и промышленно-технический потенциал. Параллельно следовало предпринять аналогичное усилие и в южном направлении, чтобы выйти, наконец, к теплым морям и разорвать “кольцо анаконды”[3]. Это – жесткий путь, который мог бы привести в случае успеха к стабильному миру и в ближайшей перспективе к краху Америки, лишенной Римленда.

Другой путь заключался, напротив, в уходе СССР и его Вооружённых Сил из Восточной Европы в обмен на уход из Западной Европы сил НАТО и создание единого строго нейтрального Европейского Блока. Этот вариант всерьез обсуждался в эпоху Де Голля.

То же самое возможно было осуществить и с Азией. Пойти на отказ от прямого политического контроля над некоторыми Среднеазиатскими республиками в обмен на создание с Афганистаном, Ираном и Индией (возможно Китаем) мощного стратегического антиамериканского блока, ориентированного внутриконтинентально.

Можно было бы, наконец, скомбинировать эти два варианта и пойти мирным путем на Западе и силовым на Востоке (и наоборот). Важно лишь было начать оба этих геополитических действа синхронно. Только в таком случае можно было бы надеяться на изменения планетарного баланса сил из явного позиционного проигрыша Суши к ее выигрышу. Необходимо было любой ценой прорвать “сдерживание” – этим термином называли в период холодной войны геополитическую тактику “анаконды”.

Поскольку СССР так и не решился на радикальный геополитический шаг, атлантистским державам осталось лишь пожинать результаты своей строго рассчитанной,  геополитически выверенной долговременной позиционной стратегии. Вектор геостратегической безопасности России, однако, по-прежнему лежит  через сокращение сухопутных границ, реализацию Евразийского континентального проекта, восстановление на новом уровне высшей формы государственности – Империи – Собора народов. Такой путь не просто предопределён географически, в его основе объективные духовные, культурные, исторические константы.

Краткий обзор некоторых отправных моментов позволяет сформулировать понимание геополитики в целом. Если исходить из синтетического характера геополитики, особенностей предмета исследования и методологических принципов, то представляется возможным дать несколько определений, рассматривая ее в различных измерениях, с точки зрения иных методологий и категориального аппарата других наук.

Так, с позиций метафизики – науки о сверхчувственных принципах и началах бытия геополитика – это исторически перманентное противостояние, противоположность интересов Больших Пространств (а также, разумеется, социально-государственных форм жизни, предопределяемых ими): Суши и Воды, Континента и Океана, Хартленда и Римленда, “географической оси истории” и “внешнего полумесяца”, Евразии и Атлантики, Востока и Запада, Севера и Юга.

С точки зрения онтологии – учения о бытии как таковом, т.е. учения, рассматривающего всеобщие основы и принципы бытия, его структуру и закономерности, геополитика – это глобальное и региональное взаимосуществование и противостояние “теллурократии” и “талассократии”, идеократии и плутократии, военно-авторитарной и торгово-либеральной цивилизаций, консервативно-национальной и прогрессистско-демократической позиций, централизма, унитаризма, иерархии и конфедерализма, федерализма, усредненности, социальной традиции и релятивизма, славянства и англосаксонского мира, православия и католицизма-протестантизма, иудаизма, коллективизма и индивидуализма…

Геополитика  в терминах православной историософии – это противостояние Удерживающей[4], Русской Православной цивилизации и апостасийной[5] – отошедшей от Божественной Истины, антихристианской Западной цивилизации.

Геополитика в теоретико–познавательном аспекте – это познание природных, естественно-исторических механизмов, характера функционирования земного сообщества через системное взаимодействие больших пространств.

Геополитика как явление – это сфера открытой и латентной деятельности, связанная с отношениями между государствами, блоками государств, нациями, народами, этническими и социальными группами. Главным содержанием ее является борьба за контроль и власть над пространством (земным, морским, воздушно-космическим, духовно-культурным, экономическим, финансовым, информационным, виртуальным и т.п.).

То есть, сущность геополитики состоит в обретении формальной и/или неформальной власти в различных географических, геофизических и социальных пространствах. Между глобальной и региональной внешней и внутренней геополитикой существует, как правило, тесная взаимообусловленность.

Необходимо подчеркнуть,  что для раскрытия содержания геополитики на уровне “сущности и явления”, а также геостратегии требуется ввести и раскрыть  такое понятие, как “субъект геополитики”.

Субъектом геополитики могут выступать государство, блок государств, нация, народ, этническая или социальная группа, сознательно или неосознанно, осуществляющие  деятельность, направленную на изменение характеристик геополитического пространства в регионе и/или мире с целью контроля, домини­рования, установления реальной формальной или неформальной власти для обеспечения собственных, в их понимании, жизненно важных интересов.

Надо отметить, что, например, государство, нация, народ далеко не всегда становятся геополитическим субъектом. В определенный период они могут им являться, а в другие отрезки времени и вовсе не претендовать даже на минимальную геополитическую роль. Это зависит не только от мощи государства и его армии, численности населения,  размеров и географического местоположения территории и т.п., но и от таких факторов, как возраст данного народа, той фазы этногенеза, в которой он находится, энергетического потенциала этнической системы, степени пассионарности, состава национальной элиты и ее лидеров и др.

Этническая, социальная группа может выступать субъектом геополитики первого порядка в случае прихода к государственной власти  и второго при осуществлении геополитических проектов в рамках данного государственного устройства.

Так, в российской истории субъектом геополитики первого порядка можно назвать клан Нарышкиных во главе с Петром, заменивший группировку царевны Софьи и В.В. Голицына с их геополитическими ориентациями на католичес­кую Европу. Сам Петр, геостратегические симпатии которого были устремлены в Северную Европу (протестантскую), организовал вокруг себя “гвардию”, почти сплошь состоявшую из иностранцев, представителей этого региона.

Другой пример – это группировка остзейских немцев во главе с Бироном сформировалась в царствование Анны Иоановны. В XX в. – это масонская группировка Львова, Алексеева, Керенского, Милюкова, изменившая государственное устройство России в феврале 1917 г., в октябре ее сменила “ленинская гвардия”. Группа Гайдара-Чубайса-Березовского и других, стала реальным субъектом геополитики в период президентства Б.Н. Ельцина. Сегодня мы являемся свидетелями государства-химеры (термин Л.Н.Гумилёва), на вершине которого ведут ожесточённую схватку два геополитических субъекта одной национальности – это хасидская и раббанитская[6], сефардская и ашкеназская[7] олигархические группы, в руки которых передана львиная доля российских национальных богатств (см., например, «Письмо Э. Тополя  Березовскому).

В качестве примеров субъектов геополитики второго порядка выступает отряд Ермака, существенно изменивший территориальные параметры Российского государства, причем без санкции на то царской власти. Группировка Никона в результате церковных реформ кардинально перестроила культурно-религиозное пространство. Группы реформаторов Сперанского, Милютина, Ланского, Витте, Столыпина и других, так или иначе, стремились изменить внутреннюю геостратегию России.

В новейшей истории — это научно-промышленные группы, которые при поддержке соответствующих партийно-государственных структур создавали искусственные моря, едва не повернули северные реки, сносили неперспективные деревни, создавали Нечерноземье, проводили мелиорацию земель и т.п. Результатом их деятельности стало искажение качественно-количественных характеристик российского геополитического пространства и, в частности, практическое уничтожение месторазвития (согласно терминологии П.Н. Савицкого) великорусского этноса, а также — Сибири как его будущего.

Геополитику можно рассматривать как объективный и субъективный процессы.  Если первый достаточно спонтанный, но в то же время закономерный естественно-исторический процесс, изменяющий характеристики геополитического пространства, субъекта геополитики в регионе или мире (например, демографический взрыв в Китае и освоение китайской диаспорой российского Дальнего Востока), то второй – это деятельность субъекта геополитики с целью изменения характеристик геополитического пространства в регионе или мире, параметров конкурирующих геополитических субъектов в собственных жизненно важных интересах (например, война США против Ирака в Персидском заливе в 1991г., но особенно в 1998 г. и 2003 г., агрессия НАТО в Югославии 1999 г., война в Афганистане в 2002 г.).

Геополитические процессы так или иначе управляемы. Поэтому геополитика может рассматриваться как сложная управленческая система с разветвленной многоуровневой иерархией управляющих и управляемых подсистем.

Геополитика с позиций теории управления — это воздействие субъекта геополитики на геополитическое пространство и других геополитических субъектов с целью сохранения или изменения их качественной специфики, определенной структуры, отдельных параметров, совершенствования и развития, реформирования властных институтов и т.п.  Причем в ряде случаев измененный объект управления – геополитическое пространство – в соответствии со своей предрасполагающей или предопределяющей ролью оказывает неадекватное, непрограммируемое воздействие на субъект управления, вплоть до его элиминации, т.е. самоликвидации. Примером могут служить не только великие исторические империи от Александра Македонского до СССР, но и возникновение, а затем крах некоторых финансовых, информационных, автомобильных и других империй.

Наконец, всеохватность, системность и многомерность геополитики претендует на то, чтобы увидеть ее с позиций русского космизма и формирующейся сегодня в России новой науки – ноокосмологии[8]. В  этом измерении геополитика может звучать как противоборство разных структур Разума в процессе взаимосуществования и полевого взаимодействия больших пространств.

Если рассматривать геополитику как один из разделов ноокосмологии, то в качестве фундаментальной науки ее можно определить как область научных знаний о природе, характере и принципах пространственно-временной организации Земного сообщества, целях и стратегии развития и функционирования субъектов геополитики.

В третьем тысячелетии возрождению русского народа и, следовательно, России призваны способствовать адекватное миропонимание, выраженное в терминах православной геополитики, современное идентичное имперское  геополитическое мировоззрение и исторически преемственная геостратегия русской национальной власти.

 

 

---