ГЕОПОЛИТИКА ПАНСЛАВИЗМА — В.И. ЛАМАНСКИЙ
Имя Владимира Ивановича Ламанского многогранного мыслителя второй половины Х1Х века, как и многие другие фигуры русской мировоззренческой направленности, на протяжении долгого времени было предано забвению по вполне очевидным русофобским причинам. Между тем, Владимир Иванович это глубокий национальный историк, славист, этнолог, публицист, критик и общественный деятель, который проводил идеи славянофильства, панславизма и выходил на уровень геополитического осмысления роли русского народа, славянства, России в Европе и мире. Он являлся создателем и крупнейшим представителем целостного понимания славяноведения и оставил после себя фундаментальную научную школу. К сожалению, многие сочинения учёного историософско-геополитического содержания крайне необходимые современному русскому православному читателю до сих пор не опубликованы.
В.И. Ламанский родился 26 июня\8 июля 1833 года в Петербурге в семье чиновника министерства финансов, впоследствии сенатора. В семье Ламанских было 9 детей: восемь сыновей и дочь. Владимир — пятый ребенок. Большинство его братьев стали видными учеными, общественными деятелями и крупными чиновниками. Как и другие дети в семье, Владимир получил первоначальное образование под руководством своей матери, довольно рано выучившей его правильно читать, писать и говорить не только по-русски, но и по-французски. Начав затем учиться в частном пансионе, он был переведен в 3-й класс Первой Петербургской гимназии, которую закончил в 1850 г. с золотой медалью. Творческие задатки пробудились в нем очень рано. Семнадцати летним юношей Владимир Ламанский поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета, где занимался в семинаре у профессора И. И. Срезневского.
Измаил Иванович Срезневский — знаменитый русский филолог-славист, историк, первый в России доктор славяно-русской филологии. Крупнейший знаток славянства, человек громадной научной энергии, завещавший всем «любить науку не в себе одном, а во всех ей преданных, везде и во всем, и теплить любовь эту в юношах» он убедил Ламанского заняться славяноведением. В России начало серьезному научному изучению славянства было положено деятельностью М. В. Ломоносова, выступившего с критикой западнической версии норманнской теории, и В.Н. Татищева, наиболее ценные исследования, которых были утрачены в результате коллизии с немецкими учёными Российской академии наук.
После окончания Петербургского университета Владимир Иванович несколько месяцев служил в Петербургском губернском правлении, а в октябре 1855 г. перешел на службу в Императорскую Публичную библиотеку. Именно тогда начинает складываться система взглядов русского мыслителя, так ярко потом проявившаяся в его ставших классикой научных трудах! Через два года произошёл инцидент, который красноречиво характеризует Ламанского и его жизненную позицию. Кстати говоря, аналогичные поступки свойственны многим русским людям с острым национальным самоощущением, хотя они, как правило, неблагоприятно отражаются на их карьере и жизни. Дело в том, что директором библиотеки был в то время барон из остзейских немцев М. А. Корф. Характер барона, холодно-вежливый, брезгливый тон, которым Корф говорил со своими подчиненными, в частности, обращение к ним со словом «любезный…» возмущали молодого Ламанского. В одну из суббот, когда Корф по заведенному порядку давал распоряжения подчиненным, молодой человек, не сдержавшись, сказал: «Барон Модест Андреевич, может быть, «main Bieber» и хорошо звучит по-немецки, но по-русски «любезный» если и говорят, то только лакеям».[1] В этот же день Ламанский написал прошение об отставке, которую сразу же получил.
Увлечённость идеями славянофилов привела Владимира Ивановича к сближению с кружком московских славянофилов, куда входили братья Аксаковы, Ю. Ф. Самарин, Ф.В. Чижов. В Петербурге он поддерживал дружеские контакты с А.Ф. Гильфердингом и Ф.И. Тютчевым. Для начавшейся в это время полемики с австрийской периодикой о выражении русских начал, Владимира Ивановича привлекают к сотрудничеству со славянским отделом «Русской беседы» и газеты «Парус». После запрещения последней Ламанский активно сотрудничал с газетой «День».
Свою публицистическую деятельность Владимир Иванович совмещал с занятиями академической наукой и преподаванием. В 1859 году он успешно защитил магистерскую диссертацию «О славянах в Малой Азии, в Африке и в Испании». В 1867 году издал собственный перевод трактата словацкого деятеля первой половины XIX века Л. Штура «Славянство и мир будущего», оказавшего большое влияние на труды русских неославянофилов, в том числе и самого Ламанского, а также Н.Я. Данилевского и Ю.Ф. Самарина.
В 1871 году Ламанский защитил докторскую диссертацию на тему «Об историческом изучении греко-славянского мира в Европе». Эта диссертация стала главной геополитической работой мыслителя, в которой он выразил суть взаимоотношений России с Западом и Востоком. С 1872 года Ламанский преподавал в Петербургской духовной академии, где 25 лет занимал кафедры русского и церковнославянского языков и истории русской литературы. С 1890 по 1900 гг. он состоял профессором академии Генерального штаба, где читал лекции о современном положении славян. В 1899 году стал академиком Петербургской Академии наук. Несмотря на свою принадлежность к течению славянофилов, в большинстве своём предпочитавших жить в Москве, Ламанский был коренным петербуржцем и всю свою жизнь прожил в столице Империи. Владимир Иванович Ламанский скончался 19 ноября 1914 г. в глубокой старости, на 82-м году жизни. Бог был милостив, застав начало Первой мировой войны, которую предполагал и предсказывал в своих трудах, Ламанский не увидел того позора и упадка, в который был ввергнут русский народ, славянство в целом и Россия через несколько лет после его смерти.
Уже в 60-х годах XIX века Ламанский сформулировал собственную историософскую концепцию коренных начал славянского просвещения, возрождения славян и их взаимоотношений с Россией, развивающую и детализирующую в практическом плане общие представления ранних славянофилов И.В. Киреевского и А.С. Хомякова. Отдельные теоретические положения Владимира Ивановича изложены в его магистерской диссертации, а также в очерке «Национальности итальянская и славянская в политическом и литературном отношениях» (1865) и в статье «Изучение славянства и русское национальное самосознание» (1867). В полном виде эта концепция представлена в его докторской диссертации.
Христианско-арийский мир
Ламанский показал вполне очевидное деление христианско-арийского человечества на две исторически сложившиеся половины – восточную и западную. Это мир романо-германский, латино-немецкий, католический и мир греко-славянский, восточно-христианский, своеобразие которых определяется совокупностью факторов (географических, этнографических, религиозных, общественных, культурных и др.). Это словно два океана, две стихии, неизбежное столкновение которых имеет всемирно-историческое значение. «История новой Европы должна различать две главные действующие группы народов — мир романо-германский и мир греко-славянский. Характеристические их особенности и несогласия впервые резко обозначились в IX в., в эпоху монархии Карла Великого и отпадения Рима от вселенского единства».
Типологическое различие двух названных европейских ареалов Владимир Иванович доказывал на основании ряда исторических, социальных, религиозных и культурологических фактов и показателей, среди которых основную роль играет т.н. «исторический возраст». Проводя сравнение России с Древней Элладой и Римом, объединившими значительное число разноплеменных народов, учёный утверждал, что «славянство, именно в лице русского народа, представляет собой громадный крепкий кряж или ствол, а все прочие инородческие племена являются её ветвями».
Различие греко-славянского и романо-германского миров, подчёркивал он, вытекает из многих сторон. Например, противоположность есть уже в географическом отношении: на греко-славянском востоке преобладает равнина и степь, материк господствует и преобладает над берегом, а вместе с тем и охранительно-консервативный характер жителей противоположен подвижному и беспокойному духу прибрежных жителей. В романо-германском мире, вследствие раздельности географических условий, гор и морей не могло сложиться одно великое государство, а развились системы шести стран и племен, по очереди стремившиеся к политическому господству.
К числу особенностей греко-славянского мира по сравнению с романо-германским и к числу причин более медленного развития образования отнесено и преобладание села над городом, крестьян над буржуазией, общинного начала, старины и привязанности к обычаю над личным началом. Сельское население, земщина, крестьянство преобладают здесь и господствуют в политической, общественной и экономической жизни. С этим связан и государственный идеал верховной власти, строго отличающийся от государственных идеалов романо-германского мира. Самобытность греко-славянского мира во многом определяется нравственным идеалом восточно-христианской церкви, по большей части сохранившей чистоту христианских начал. И здесь большое значение имеют православное просветительство, принцип терпимости и свободы веры и мысли. Само православное учение глубоко несходно с учением латинян… История греко-славянского мира, по Ламанскому, отличается от истории мира романо-германского и тем, что с первых времен христианства у огромного большинства составляющих его племен языком культурным и дипломатическим был язык национальный. На Западе же долго вся семья романо-германского мира имела один общий, церковный, культурный и дипломатический язык — мертвый. Это хотя и содействовало успеху наук и более общему развитию образования у высших классов романо-германской Европы, но вредно отражалось на просвещении масс.
Как и Тютчев, Ламанский относил Россию к молодому, до конца себя ещё не проявившему греко-славянскому миру, где самую важную роль играет православие. Но в отличие от Ф.И. Тютчева, он впервые, ещё до К.Н. Леонтьева, помимо славянских племён ввёл в орбиту интересов России также греков и ряд мусульманских народов. В этом плане его вместе с Константином Леонтьевым можно считать одним из предшественников евразийского учения. При этом Ламанский, также как Ф.И. Тютчев и Н.Я. Данилевский, был горячим сторонником славянского единства под эгидой России и православия. Он поддерживал Тютчева в мыслях о противодействии русофобии идеей империи, видя в этом позитивный смысл.
В работе «Об историческом изучении греко-славянского мира в Европе» Владимир Иванович уделил внимание характерному для периода геополитического становления немецкой нации «дойче» высокомерному культуртрегерству. Он, естественно, не мог не отреагировать на русофобские и антиславянские настроения некоторых современных ему немецких публицистов и учёных, отметив в них негативно-презрительное отношение «цивилизованных» к русским и славянам вообще. Ламанский верно подчёркивает тенденцию, что немцы «в последние два столетия из всех славянских земель наиболее боятся России, ибо справедливо в ней видят плотное, могущественное тело, которое, обладая притягательной силой и влиянием на западных славян, может легко вобрать вокруг себя все остальные славянские земли».
Как уже было сказано, среди признаков, определивших самобытность греко-славянского мира, учёный особо выделял нравственный идеал Восточно-христианской Православной Церкви, сохранившей чистоту христианских начал и, в первую очередь, принципы терпимости и свободы веры и мысли. Сегодня эту сферу мы называем духовным геополитическим пространством, подчёркиваем её приоритетность и значимость для русского суперэтноса. Именно забвением этих принципов в католицизме объяснял Ламанский низкий нравственный уровень европейского общества, который не могут повысить ни прогресс науки, ни улучшение материальных условий жизни.
Характеризуя наметившиеся тенденции развития романо-германских стран, он говорил о постепенной утрате Европой доминирующего положения в мировой политике и образованности, которые вскоре «переносятся из Европы в другие части света, особенно в Америку и Австралию с Полинезиею». Акцентирование им общехристианских основ всей европейской цивилизации, включая славянские народы, сочеталось с повторением положений о «разлагающем» воздействии католицизма на славян. Особенно резким в этом плане было отношение учёного к полякам – «отступникам» от славянских идеалов. К сожалению, Владимир Иванович, хотя и понимал, однако не останавливался, на глубинных причинах деградации Европы и славянства от многовекового инородческого вторжения и смешения белой европейской цивилизации с неандертало-негроидным, семито-мусульманским этнорасовым субстратом Ближнего Востока и Северной Африки. Этот геополитический процесс, изначально противостоящий общехристианскому миру в наибольшей степени деформировал католичество, сделав его своим духовно-политическим инструментом в борьбе со славянством и Русским православием.
Большое значение Ламанский придавал этнокультурноязыковым признакам европейских и славянских народов. В своей докторской диссертации «Об историческом изучении греко-славянского мира в Европе» подчеркивал: «Столь же существенное и коренное отличие миров греко-славянского и романо-германского заключается в крайнем несходстве взаимных отношений между носителями начал общего и частного, единства и разнообразия, представителей сил центростремительной и центробежной. Романо-германские племена распадаются на пять больших исторических разновидностей: три романские (Франция, Италия, Испания) и две германские (Англия и Германия). Эти пять языков достигли более или менее значения всемирно-исторического. Довольно невидное положение современной литературы и образованности испанской выкупается ее славным прошедшим в XVI и XVII вв. и обширным современным распространением языка ее в Новом Свете. Голландский, шведский и датский языки, при всех похвальных усилиях и многих замечательных дарованиях их писателей, все-таки не могут иметь значения вне своих тесных родин…
В греко-славянском мире рядом с русским народом находится несколько малых славянских народностей, из коих ни одна не восходит до 10 млн. душ, а из иноплеменных самая многочисленная, румынская, не превышает 8 млн. душ, и между этими малыми народностями есть народности старые, с богатыми некогда, более или менее самобытными культурами. В ряду их первое место, бесспорно, занимает народность греческая, затем армянская, грузинская… Но в настоящее время эти народности малочисленны, слабы политически и культурно… Народности чешская, польская, сербо-хорватская имеют обработанные литературные языки и в известной степени не бедные словесности, но вследствие разных неблагоприятных политических обстоятельств и также своей малочисленности эти народности поставлены в невыгоднейшее положение, чем мадьяры, румыны или греки. Языки польский, чешский, сербо-хорватский не могут с успехом бороться, первый против языков немецкого и русского, чешский против немецкого, сербо-хорватский против немецкого, итальянского и мадьярского. Несравненно еще невыгоднее положение языков болгарского, словинского, словенского и сербо-лужицкого».
Русский язык — фактор геополитического значения
И далее следует логический вывод автора: «Среди этого множества разных литературных и нелитературных, славянских и инородческих наречий, выступает в мире греко-славянском могущественный и богатый язык русский, господствующий, государственный язык мировой державы, прямой и единственный законный наследник древнеславянского письменного языка. В нашем мире ни один из современных языков, кроме русского, не может иметь притязания на значение всемирно-историческое, на сколько-нибудь большое распространение вне пределов своих тесных родин. Для всех этих славянских народностей и многочисленных инородцев орудием обоюдного понимания и взаимной связи, общим дипломатическим органом и даже языком высшей образованности может быть только язык русский». Мысль об общелитературном, общеславянском значении русского языка как средстве сближения славянских народов Владимир Иванович будет настойчиво повторять во многих своих работах.
Дальнейшее политическое и культурное развитие славянских народов Ламанский связывал с необходимостью освобождения греко-славянского мира из-под влияния «чуждых стихий» и сближения всех славян с Россией, не утратившей в столкновениях с Западом своей самобытности. Говоря о России как о центре славянского сопротивления, сердцевине всего славянства, Владимир Иванович нисколько не унижал другие «малые» славянские народы, полагая и всегда подчеркивая, что Россия тоже во многом обязана им своим историческим существованием. Утверждение же русского языка как единого литературного языка славян, по мнению ученого, не должно препятствовать свободному развитию других славянских языков.
Характерными являются отношения Ламанского с российской нигилистической интеллегенцией – «образованщиной», развившей бурную активность во второй половине Х1Х столетия. В 1861 г. в июльском номере журнала «Современник» без подписи появилась статья «Национальная бестактность», посвященная взаимоотношениям галицких русинов с украинцами и поляками. Ее автором был Н. Г. Чернышевский. В статье в самом развязном тоне галицким русинам было отказано в национальной самобытности, в праве иметь собственный язык и родную литературу. «Зачем вы придумываете себе особенное ломаное наречие, отделяетесь от общей малорусской литературы? Одна галицийская часть малороссов так мала, что не в состоянии иметь своей отдельной порядочной литературы, как не может иметь своей отдельной порядочной литературы Костромская губерния». Эта публикация до глубины души возмутила хорошо разбиравшегося в проблемах галицких русин В. И. Ламанского. Спустя несколько месяцев на страницах аксаковского «Дня» появляется его резкая отповедь. Это означало полный разрыв с некогда дружественным Н. Г. Чернышевским и его «демократическим» окружением.
В крупном историософском труде славянофильской направленности «Три мира Азийско – Европейского материка», опубликованном в 1892 году, Ламанский подверг свою геополитическую концепцию корректировке. В его схему был включён «третий» мир – Азия, народы, не входившие в Российскую империю, а Россия, славянские и некоторые неславянские народы, были объединены под названием «среднего мира». Мыслитель стал делить евроазиатский мир на три части: романо-германский, азиатский и греко-славянский, очевидно, провидя бурное развитие Азиатско-Тихоокеанского региона.
Русофобская антисистема
Как неравнодушный и объективный исследователь Ламанский отдавал должное внутренней российской «антисистеме». Сегодня это явление мы называем «пятой колонной» или «агентурой влияния». Он постоянно критикует прозападнический настрой образованного слоя русского общества. В то время, когда Запад, на самом деле хочет уничтожения России и греко- славянского мира и плетёт против этого многочисленные заговоры «…наши образованные русские люди, с того времени единодушно полагали, что ничто европейское, никакие европейские интересы и злобы не могут, не должны быть чужды русскому сердцу. Они за счастье почитали, когда проливалась русская кровь, тратились русские деньги на пользу и благо Европы. Им никогда в голову не приходило, что исконный, первый и главный интерес Европы Карла Великого и его преемников вплоть до Наполеона I и III до Вильгельма I и Фридриха II с их Бисмарком состоял в ослаблении, унижении, территориальном сокращении греко-славянского мира. Главную же представительницу Европа давно и справедливо стала считать Россию, чего сама Россия, особенно в лице её вождей и высоких представителей (с исхода XVIII века) не сознавала: ещё дольше она не поднимала историко-культурных, этнологических отношений между своим миром греко-славянским и собственно Европой, или миром Романо-германским».
Ламанский был одним из первых публицистов во второй половине XIX века, который уделил серьезное внимание инородческому вторжению в славянство и, в частности, проблеме проникновения еврейства в Россию через польские, белорусские и украинские земли. Так, в статье «Евреи и немцы в Привислянском крае», опубликованной в «Русском вестнике» в 1879 году, он выводит механизм закабаления польских земель евреями, рассматривает характер германского проникновения в хозяйственно-экономическую жизнь Польши и эксплуатации польских рабочих.
Владимир Иванович ссылается и обильно цитирует авторитетных польских авторов Я. Еленского и его книгу «Жиды, немцы и мы» вышедшую в 1878 году, а также «замечательнейшего и благороднейшего деятеля новейшего времени» Станислава Сташица (1775-1826) – государственного мужа, священника, учёного, писателя и его работу «О причинах вредного действия жидов и о способах сделать их полезными обществу». Вырисовываются следующие особенности еврейского способа жизнедеятельности.
Пятая часть Польской недвижимости исторически принадлежит евреям
Масса еврейского населения по всей справедливости заслуживает названия класса непроизводительного. Торговля, которой она занимается, нисколько не обогащает городов и не просвещает нимало крестьянского населения. Напротив, она только выжимает и разоряет производительные классы. Масса еврейская строго руководствуется в своих действиях суровыми и неправедными исключительными началами Талмуда, установлениями кагала, правом хазака и «Мероnie» (затемнение христианина) – «законной» возможностью, данную кагалом за выкуп, тайно владеть чужой собственностью, эксплуатировать христианина и его имущество без его ведома.[2] Евреев выгоняли из разных стран Европы по двум причинам: евреи разоряли крестьян и тормозили везде развитие промыслов, ремёсел, фабрик и заводов. Ламанский приветствует книжку Еленского и подчёркивает, что автор смотрит на дело трезво и, отказавшись от всякого столь привычного в польской литературе самохвальства и восхваления до небес разных бывалых и небывалых доблестей польских, прямо и смело высказывает горькие истины. В страшной зависимости поляков от евреев автор винит самих же поляков за недостаток у них энергии, за вялость и аппатичность.
Раскрывается также грозящая полякам опасность от усиления немецкого элемента в Польше. «Издревле глядел германизм на славянщину хищническим взглядом, издревле шла самозащита, а с нею и борьба. Во все эти прошедшие времена до настоящего намерения немцев нисколько не изменялись, и ныне эта борьба оказалась столь же неизбежной, сколько твердо в нападаемых желание сохранить свою особность и свой народный быт». Подчёркивается отрицательное влияние немецких фабрик и заводов в Привислянском крае. Каждый немец имеет в перспективе стать мастером, туземец же, сверх плохого заработка изо дня в день, ничего перед собой не видит.
Таким образом, при нынешней администрации промышленных учреждений не может у нас (поляков) выработаться желаемый класс фабричных рабочих, ибо работающее в них городское население, скорее, употребляется как временный материал для наживы. Большинства фабрикантов немцев не только старается иметь у себя рабочих немцев, пользуясь только в крайнем случае туземцами, но, что еще важнее в экономическом отношении, немногие немцы, заводя у нас какую-нибудь фа6рику, стараются (поскольку им это конечно не составляет материальной разницы) и сырье вывозить из Германии. Кто понимает, как для нас важно менее вывозить чужих продуктов и поболее вырабатывать своего сырья, тот согласится, что и в этом отношении немецкая промышленная политика не особенно для нас спасительна. Немецкая промышленность бьет на то, чтобы всего производить числом побольше, ценой подешевле. И поскольку польские фабриканты отличаются прочностью и вкусом, постольку немецкие лишены этих качеств. Привязанный всеми корнями к родине своей, германизм, как только засядет у нас, не только нимало не заботится о подъеме народных сил, но, напротив, решительно их игнорируя или высасывая их в своих чисто немецких интересах, стремится к образованию в нашем краю отдельных, замкнутых в себе и движимых манией германизации фабричных немецких колоний.
Польский вопль против возрастающего в русской Польше германизма и еврейства формулируется в отчаянной декларации: «Ежели жиды во всей своей быстро возрастающей массе не срастутся с нами, а немцы не перестанут нас далее вытеснять в землевладении, то смело можно сказать: недалеко то время, когда не жиды и немцы будут жить у нас, а мы будем жить у жидов и немцев». Общий вывод геополитического характера состоит в том, что евреи, обессиливая и истощая Польшу, помогают немцам, а немцы, еще бессильные, чтоб одним властвовать в Польше, волей-неволей содействуют усилению евреев.[3]
Ламанский видит и предлагает пути противостояния иноэтнической экспансии в Польшу и Россию. Соперничество и борьба поляков на поприще экономическом с евреями есть действительно настоятельная внутренняя потребность Польши. Это вместе и вопрос просвещения, и важный вопрос для целого славянского племени. Наша образованность и просвещение христианские; от христианства заимствовали и получают они свою оживляющую силу и благотворное влияние. Всякая местная культура плодотворна для общей образованности, только когда она имеет свой колорит, питается своими соками, развивается и оплодотворяется народом почвы, а не сбродом пришлецов-паразитов и эксплуататоров края, ничем, кроме цели наживы, с ним не связанных. Но для нас, русских, как христиан и славян, считающих себя в истории человечества наследниками и преемниками греко-римской и романо-германской образованности, далеко не все равно, будут ли на чисто польской земле хозяева полупольские, полунемецкие семиты или поляки, славяне и христиане, будет ли польская словесность и образованность представлена поляками Mоуzеszоwеgо wуznаniа (Моисеева знания) или поляками, славянами и христианами. Евреи могут писать по-польски, могут создать целую польскую литературу, и все-таки в ней, кроме языка, ничего не будет польского, славянского и христианского.
Борьба поляков с евреями есть борьба начал идеалов, историко-культурных типов. Видимо, сосредоточиваясь на почве экономических интересов, она, в сущности, простирается дальше, и главнейшее происходит в области мысли и идей, в сфере художества и науки. В этой борьбе идет вопрос о том, славянско-христианский тип Польши сумеет ли подчинить себе, ассимилировать евреев и сделать их орудиями своих задач или же, наоборот, польское еврейство и в области идеальной так спутает поляков, как оно уже связывает их по рукам и ногам на почве материальной, так обесцветит и обезличит польскую словесность и образованность, так вытянет из нее весь славянский и христианский дух, как шинкарь и фактор выбивают в польском хлопстве и шляхетстве всякую решимость, самодеятельность и предприимчивость. Таким образом, успех этой борьбы зависит не от одних условий материальных, но и духовных.
Тут-то и представляется важный вопрос для польской народности, сумеет ли она выбиться из-под угнетающего дух и подавляющего всякую свободу мысли просветительного начала, которое особенно с XVI в. убило в Польше столько прекрасных задатков и ныне выражается в Силлабусе (Перечень, изданных папой Римским законов) и догмате папской непогрешимости. Без прилива новых свежих сил в польское общество и без внешних посторонних влияний трудно, даже невозможно ожидать, что у него хватит решимости и отваги свернуть со старой протоптанной, исключительно польской и шляхетской колеи и вступить на новую, более широкую, дорогу народного и славянского развития.
Призванное к новой жизни русской государственной властью польское крестьянство может одно, мне кажется, внести недостающий здоровый элемент силы и движения в совсем почти захудалую и состарившуюся польскую общественную образованность. К самым же благотворным посторонним влияниям следует, мне кажется, относить влияние русской литературы и образованности.
Есть полное основание надеяться, что новые выходящие силы из польского крестьянства будут сразу относиться к России, русскому народу и русской мысли без тех предвзятых, ложных и часто диких взглядов, которые глубоко засели в двух исторических классах Польши, дворянстве и духовенстве, единственных по сие время двигателях и выразителях польской идеи и образованности. Нельзя не признать, что и на них нынешняя безусловная обязательность русского языка должна оказывать невидимое и, помимо всякой их воли и часто вопреки их желаниям, благотворное, освободительное влияние. Эта обязательность русского языка несет полякам и другую немаловажную службу.
Нимало не лишая их права и возможности распространять и прививать разными общественными способами польский разговорный язык и знакомство с польской словесностью между двумя опаснейшими для польской народности инородческими стихиями, еврейской и немецкой, всеобщая обязательность русского языка в Привислянском крае подчиняет, благодаря ей, евреев и немцев вторичному влиянию новой славянской стихии, более крепкой и могущественной, чем польская. В обязательности русского языка для польских евреев и немцев поляки могут видеть только новое побуждение к его добровольному изучению. Польской интеллигенции, отворачивающейся от русской литературы и образованности, трудно будет соперничать с еврейской и немецкой интеллигенцией, знакомой не только с польской, но и с русской литературой.
Таким образом, мы убедились, что не только в политическом и вещественном, но и в духовном и культурном отношении Польша и Россия — величины несоизмеримые, что настоящей борьбы между ними и быть не может. Бросаясь в борьбу с Россией, польская народность играет только роль небольшого отряда в чужой армии, успехи которой, прежде всего, повредят польской и всем прочим западнославянским народностям. В колоссальной борьбе собственно Европы и собственно Азии с третьим Средним миром, греко-славянским, интересы всего славянства, равно как и всех народностей, тесно культурно и географически с ним связанных (греков, албанцев, румын, литовцев, различных чудских народностей, армян, грузин, сирийцев и пр.), представлены Россией, и ею одной, могут быть защищены и обеспечены.
Со времени описания польско-еврейско-немецкого вопроса В.И. Ламанским прошло около полутора столетий, но его слова звучат по-прежнему актуально. Более того – катастрофически актуально, поскольку инородческое вторжение, поглотив Польшу, сегодня ликвидирует последний геополитический плацдарм арийской белой цивилизации, уничтожает славянство, стремительно деформирует остатки-останки Российской Православной Империи, русского народа, Третьего Рима.
РУССКАЯ ГЕОПОЛИТИКА 